Когда мы с Хиро вышли из ирландской чайной комнаты, созданной в какой-то глухомани благодаря фанатизму и большим карманам владельца, мне последовало очередное указание: «Скажи ему, что у него красивый костюм».
Позже я расскажу вам о своих японских друзьях подробнее.
Все эти бесконечные знаки уважения и почитания укрепляют уверенность в себе и чувство принадлежности к общности. Это что-то вроде огромной коллекции тайных рукопожатий и надежный способ избавиться от многих личных заморочек.
Имейте в виду, что иностранцы в Японии это объект для развлечения. За вами наблюдают. Ваши повадки могут казаться местным жителям забавными. Помню, однажды в ресторане я сложил обертку от палочек в крошечную гармошку и поместил их на эту импровизированную подставку.
Такеси рассмеялся.
«Что здесь смешного?»
«Женский прием», ответил он.
«В смысле?»
«Японец никогда бы так не сделал».
«И что?»
«Ничего, сказал он и снова рассмеялся. Это так, к слову».
А когда я правильно проявляю вежливость в электронном письме или в речи, которую меня неожиданно попросили произнести в честь хозяина идзакая, друзья шепчут: «Ну ты прямо как настоящий японец!»
Что ж, спасибо.
Японцы всегда стремятся узнать своего собеседника, независимо от его групповой принадлежности. Мне действительно нравится их подход к установлению доверительных отношений: постараться найти общие темы и развивать их, пока и вы, и ваш собеседник не почувствуете себя в безопасности.
Например, поговорить с только что вышедшим из тюрьмы парнем, отсидевшим десять лет за покушение на убийство, о том, как здорово наблюдать за плавающими на пруду утками. Или поговорить с женщиной, укрывающейся в приюте для жертв домашнего насилия[6], о ее отдушине кулинарии и любимых рецептах тушеного мяса.
Я не игнорирую эти трагедии или асоциальное поведение, равно как не преуменьшаю их последствий. Я просто стараюсь выстроить доверие с собеседником и найти что-то общее, прежде чем двигаться дальше.
А общего, как показывает практика, всегда больше, чем различий.
Эти отправные основанные на общности моменты выстраивания отношений, которые я перенял в свою жизнь, превратили ее в череду наблюдений, а не импульсивных реакций. Групповое сознание японцев сделало меня более спокойным и терпимым.
Иногда я представляю, что смотрю фильм со своим участием:
Аэропорт. Супермаркет. Транспортная пробка. Звонок в компанию по торговле электротоварами.
Когда я вижу себя частью группы в каждой из этих ситуаций то есть со стороны, а не с личной колокольни, мне легче абстрагироваться и быть объективным.
Группы есть везде, если мы удосужимся их поискать и принять свою принадлежность к ним. У нас больше общего с каким-нибудь маргиналом, чем мы можем это признать.
А поскольку мы ощущаем с человеком некую общность и близость, нам хочется сделать для него что-нибудь хорошее. И это приносит огромное удовлетворение.
Повседневные привычки весьма прагматичного характера делают Японию местом, где поощряется (а порой и требуется) усмирять свои эгоистические потребности и быть частью окружения. В такой атмосфере вы осознаете свою незначительность, ощущаете более тесную связь с природой, глубже погружаетесь в отношения и фокусируетесь на нуждах других людей. Все это укрепляет ощущение благополучия и удовлетворенности жизнью.
Я хотел бы поделиться с вами образом жизни японцев, способствующим укейреру принятию.
Что значит принимать жизнь такой, какая она есть, и ставить чьи-то потребности выше собственных? Япония не только культивирует чистоту разума и гармонию с собой и окружающим миром, но и использует эту концепцию на уровне всех институтов и систем.
* * *
На Западе состояние чистоты разума выразил в своей «доктрине негативной способности» поэт Джон Китс: «Если воробей прыгает под моимокном, я начинаю жить его жизнью и принимаюсь подбирать крошки на тропинке, усыпанной гравием [так что] в скором времени я буду истреблен».
Погодите. Прежде чем вы скажете: «Кто в здравом уме хотел бы быть истребленным?» пожалуйста, вспомните несколько фактов: Китс умер от туберкулеза двести лет назад, в 1821 году, в возрасте двадцати пяти лет. И маленькая птичка здесь ни при чем. Что он имел в виду, и что я имею в виду, и в чем преуспевают японцы это истребление самокопания, сомнений в собственных возможностях и чистого эгоизма.
Оказывается, наши лучшие друзья не мы сами.
Наблюдая за природой и фокусируясь на мимолетном и преходящем, мы отпускаем все свои мысли и очищаем ум, что невероятно расслабляет.
В Японии это образ жизни.
Глава вторая
Принятие
Принятие очень многозначное понятие, и в Японии оно выражается разными словами в зависимости от того, с кем и в какой ситуации вы находитесь. Это создает определенные сложности для обоих собеседников.
То же касается бесчисленного множества слов и выражений, передающих те или иные смысловые нюансы или выполняющих роль символов[7].
Решив написать эту книгу, я связался со своими японскими друзьями и попросил их помочь мне углубить мое понимание принятия с точки зрения их воспитания, культуры, традиций и истории.
Что подразумевается под «принятием» в Японии?
* * *
Юми Обината, переводчица из Токио, прислала мне подробное толкование четырех слов, означающих принятие, а также объяснила, в каком контексте они употребляются:
«Укейреру используется матерью в общении с ребенком, как мягкий способ убеждения.
Укетомэру используется матерью, чтобы принять эмоциональную вспышку своего ребенка, когда «что-то вызывает сильный отпор».
Торииреру можно использовать для описания исторических фактов например, принятия Японией протестантских миссионеров.
Укенагасу означает принять и отпустить».
Далее последовали объяснения: «Это что-то вроде того, как, попав в бурный поток, вы стараетесь идти ближе к берегу, чтобы уменьшить давление воды. Аналогичным образом японцы, сталкиваясь с трудностями и невзгодами, считают их неотъемлемой частью жизни и стараются укенагасу, чтобы уменьшить психологическое давление».
«Кикинагасу означает выбросить из головы чьи-то слова. То есть, мы делаем вид, что слушаем чью-то болтовню, но на самом деле не воспринимаем ее всерьез!
Дзюё-суро можно использовать в значении принятия современных западных идей и систем».
Юми сказала, что «jyō может иметь шесть производных, а укейреру часто используется в обыденной речи».
С Юми нас связывает многолетняя дружба. Помню, как мы обсуждали с ее сыном Нозоми его дипломную работу о еврейских философах и исследователях Холокоста, когда он гостил у нас пару недель; как мы обедали с Юми, ее мужем и моей женой в первоклассном изакая в Гинзе; как пили зеленый чай в Симоде, деревне в префектуре Сидзуока, куда в июле 1853 года прибыли печально известные «черные корабли» с ультиматумом от Мэтью Перри (это коммодор, а не парень из «Друзей»), требующим заключить торговое соглашение с США и пустить американские корабли в японские порты.
И вот теперь Юми очень подробно объяснила мне способы выражения принятия в Японии, значительно улучшив мое понимание этого вопроса.
Следующей, к кому я обратился с той же просьбой, была Юко Эномото[8], с которой мы познакомились около двадцати лет назад в Токио.
Юко выдала мне три слова:
укейреру;
йкукуго;
дзико дзю ю.
«Дзико дзю ю означает «принятие себя, пояснила она. Это внутреннее принятие, чувствами. Йкукуго имеет большее отношение к интеллекту, а укейреру означает постижение своего я, чтобы изменить себя в лучшую сторону».