17 февраля. Должно быть, мояконсьержкаужерассматриваетменякак
полумертвого, как привидение, выходца с того света. Во всяком случае,она
не сочла нужным принести мне утреннюю почту. Проходя мимо, якакследует
отчитал ее.
- Вот, - сказал я, -чтобынабитьбрюхолодырям,вродевас,цвет
человечества вынужден принести в жертву свою жизнь!
А ведь так оно иесть.Чембольшедумаю,тембольшеубеждаюсьв
несправедливости и нелепости декрета.
Только что встретил Рокантона с молодой женой.Бедныйстарикдостоин
сожаления. Он получает всего-навсего шесть днейжизнивмесяц.Ноеще
хуже, что молодость госпожи Рокантон дает ейправонапятнадцатьдней.
Этот разнобой приводит почтенного супруга в отчаяние. Малютка относитсяк
своей участи философски.
В течение дня видел людей, которыхдекретнекоснулся.Мнеглубоко
противныихнепонимание,ихчернаянеблагодарностькобреченным.
Несправедливое мероприятие кажется имвполнеестественным,похоже,оно
даже забавляет их. Нет предела человеческой черствости и эгоизму.
18 февраля. Простоял три часа ввосемнадцатомокругемэрии,получал
талоны. Мы выстроились в шеренги-дветысячигоремык,принесенныев
жертву аппетиту "деятельной части населения". И это только начало! Старики
отнюдь не составляли большинства. Здесь были и молодые прелестные женщины,
осунувшиеся от горя; глаза их, казалось, молили: "Я еще не хочуумирать!"
Немало было и жриц любви. Декрет жестоко ущемил их интересы, ониполучили
только семь дней жизнивмесяц.Однаизних,стоявшаяпередомной,
жаловалась, что обречена навсегда остаться публичной девкой.
- Мужчина не может привязаться к женщине засемьдней!-утверждала
она.
Я лично не убежден в этом. Не без волнения и, признаюсь, не без тайного
злорадства я обнаружил в очереди собратьев-писателейихудожниковс
Монмартра: тутбылиСелин,ЖанПоло,Дарапье,Фошуа,Супо,Тентен,
д'Эспарбе и другие. Селин был настроен мрачно.Онсказал,чтовсеэто
очередные происки евреев. Думаю, на этот раз он ошибся, дурноенастроение
сбило его с толку. Ведь декрет предоставляетевреямбезразличияпола,
возраста и рода занятий всего полдня жизни вмесяц.Толпанегодовалаи
шумела. Полицейские,приставленныеблюстипорядок,обращалисьснами
презрительно, каксподонкамиродачеловеческого.Когда,истомленные
длительным ожиданием, мы начиналибунтовать,полицейскиеусмирялинаше
нетерпениепинкамивзад.Япроглотилоскорблениесмолчаливым
достоинством, но, смерив бригадира полициивзглядом,мысленновыкрикнул
слова протеста. Ведь теперь порабощены мы.
Наконец мне вручиликарточкунажизнь.Голубыеталоны,каждыйна
двадцать четыре часа жизни, нежнейшей голубизны, цвета барвинка.