В середине XIX века земли, описанные Ксенофонтом в конце V и начале IV века до н. э., стали предметом немалого интереса для соперничающих европейских имперских держав. Интерес этот помог восстановить развитую в тех цивилизациях культуру знаний, позволив в итоге обнаружить не только старейшие библиотеки и архивы на планете, но также и первые свидетельства покушений на информацию.
Британское присутствие в этом регионе изначально было связано с деятельностью одного из двигателей имперской экспансии, Ост-Индской компании, которая сочетала торговлю с установлением военной и дипломатической власти. Одним из ключевых ее сотрудников в регионе был Клавдий Джеймс Рич, одаренный знаток восточных языков и древностей, которого современники считали самым могущественным человеком в Багдаде после местного османского правителя-паши. «Некоторые даже сомневались, не поступает ли сам паша сообразно предложениям и советам господина Рича, а не в соответствии с пожеланиями своих собственных советников» [4]. Стремясь удовлетворить свою «ненасытную жаждуувидеть новые страны» [5], Рич даже сумел в переодетом виде войти в Большую мечеть в Дамаске, что в то время для западного гостя было весьма непросто [6]. Рич активно путешествовал по региону и составил детальное описание его истории и древностей, создав собрание рукописей, которое после его смерти приобрел Британский музей. В 18201821 годах Рич впервые посетил раскопки в Ниневии и большой курган Куюнджик (как его называли османские турки), находившийся в центре ассирийского города. Во время своего визита Рич откопал клинописную табличку, сохранившуюся от дворца Ашшурбанипала, первую из десятков тысяч, впоследствии обнаруженных на этом месте.
Рич продал свою коллекцию откопанных любительским образом артефактов Британскому музею. Прибытие в Лондон первых клинописных табличек вызвало взрыв интереса к этому региону и рассуждений о том, какие еще сокровища могут скрываться в той земле. Коллекцию увидел в Лондоне Жюль Моль, секретарь Французского азиатского общества, который также читал опубликованные отчеты Рича. Моль незамедлительно убедил французское правительство послать свою собственную экспедицию в Месопотамию, ради соперничества с Британией во славу французской науки. В Мосул в качестве консула отправили французского ученого Поля-Эмиля Ботта, дав ему достаточно средств для проведения собственных раскопок, начавшихся в 1842 году. То были первые проведенные в регионе серьезные раскопки, и публикация их результатов в Париже в роскошно иллюстрированной книге «Monument de Ninive» (1849), снабженной рисунками художника Эжена Фландена, прославила их среди европейских элит. Мы не знаем точно, где и когда, но страницы этой книги в какой-то момент со все возрастающим удивлением листал молодой британский искатель приключений по имени Остин Генри Лейард.
Лейард вырос в Европе в богатой семье и провел детство в Италии, где запоем читал книги. Наибольшее впечатление на него произвели «Сказки тысячи и одной ночи» [7]. Со временем он полюбил древности, изящные искусства и путешествия. Повзрослев, он отправился странствовать по Средиземному морю, через Османскую империю, посетив в итоге страну, которую мы называем сегодня Ирак, сперва в обществе старшего товарища, англичанина по имени Эдвард Митфорд, а затем в одиночку. Добравшись до города Мосул, Лейард встретился с Ботта, который рассказал ему о своих открытиях в кургане Куюнджик. Возможно, именно там он увидел экземпляр книги «Monument de Ninive» [8], вдохновившей его начать раскопки, используя в качестве рабочей силы местных жителей, число которых достигало ста тридцати. Несмотря на то что археология как наука в то время находилась в зачаточном состоянии, его усилия оказались удивительно профессиональными и продуктивными. Исследования Лейарда сперва финансировал частным образом Стратфорд Каннинг, британский посол в Константинополе, так как раскопки стали предметом соперничества между Францией и Британией. В течение шести лет командой местных рабочих руководил и оказывал ей поддержку Ормуз Рассам, христианин-халдей из Мосула, брат британского вице-консула. Лейард и Рассам стали не только коллегами, но и близкими друзьями. С 1846 года Рассам исполнял роль секретаря и казначея на раскопках Лейарда, но вместе с тем вносил и немалый интеллектуальный вклад. Участию Рассама в этих сенсационных раскопках придается меньше внимания, чем оно того заслуживает, отчасти потому, что ему недоставало деловой хватки, чтобы продвигать себя посредством быстрых публикаций о своих находках, отчасти же потому, что некоторые его успехи подвергались очернению со стороны расистов, а последние годы его жизни были омрачены судебными тяжбами и утратой иллюзий. Организационные способности Рассама позволили раскопкам Лейарда стать выдающимся успехом, но помимо этого Ормуз Рассам внес свой вклад и в расшифровку клинописи. А после того, как Лейард вернулся в Британию, намереваясь сделать карьеру в политике, Рассам продолжил руководить крупными археологическими раскопками в Ираке, которые финансировал Британский музей [9].
В процессе раскопок были найдены огромные помещения, заполненные глиняными табличками. Лейард и его команда обнаружили не просто разрозненные фрагменты сведений об Ассирийской империи, перед ними во всей красе открылась Великая библиотека Ашшурбанипала. Около 28 тысяч табличек были перевезены в Британский музей, еще тысячи находятся теперь в других собраниях [10].
Помещения заполняли таблички высотой до фута; некоторые были разбиты на куски, но большинство сохранились нетронутыми в течение тысячелетий. В одном из помещений, «охранявшемся богами-рыбами», как писал Лейард, «находились указы ассирийских царей, а также архивы империи» [11]. Он предположил, что на многих из них содержатся исторические сведения о войнах, а «на некоторых, похоже, царские указы, и на них стоит печать с именем царя, сына Асархаддона; другие же, разделенные горизонтальными линиями на параллельные колонки, содержат перечни богов и, вероятно, реестр сделанных в их храмах жертвоприношений» [12]. Особо выделялись два фрагмента глиняных печатей с царскими символами египетского царя Шабака и ассирийского монарха (вероятно, Синнахериба). Лейард предполагал, что они могли украшать собой мирный договор. Подобного рода находки положили начало процессу подведения документальной базы под события, ранее считавшиеся легендарными. Исследования языка, литературы, верований и общественной организации этих древних цивилизаций продолжаются по сей день.
Мне довелось держать в руках некоторые месопотамские глиняные таблички и лично оценить те первопроходческие способы, с помощью которых наши предки документировали знания. Я изучал ряд табличек, хранящихся в музее Эшмола в Оксфорде, по которым видно, насколько развитой была культура того времени. Первыми в хранилищах музея появились маленькие овальные таблички с раскопок в Джемдет-Наср на юге Ирака. Таблички эти весьма практичны, их форма рассчитана на то, чтобы легко помещаться в ладони. Информацию наносили на глину, пока та была еще влажной. Вероятно, эти таблички, содержавшие административные сведения, в основном о количестве проданной продукции (к примеру, на одной из табличек изображены ослы, перед которыми стоит цифра семь, что означает «семь ослов»), выбрасывались после использования, поскольку были найдены в виде сваленных в углу помещения обломков. Другие шли в отходы, использовавшиеся для заделки стен или какой-то другой части здания во время ремонта. На протяжении всей истории записи подобного рода зачастую уцелевают лишь случайно, и древняя Месопотамия в этом смысле не исключение.