Дядя Джей вручает ей поднос.
Я рад, что ты почтила нас своим присутствием на работе!
Я с улыбкой качаю головой и наклоняюсь, чтобы забрать панчхан миссис Ким из холодильника. Выпрямившись, я прижимаю пакет с контейнером к груди. Наверное, сейчас лучший момент, чтобы уйти, но я задерживаюсь за барной стойкой. Боми переключает плейлист на инди-рок ее любимый жанр кей-попа, прежде чем унести поднос с жареным рисом и кимчи в зал. За одним из столиков в фойе четверка студентов чокается стаканами, празднуя выходные.
Грудь сдавливает от беспокойства: а вдруг дяде Джею и Боми нужна помощь? Мне не обязательно уходить. Завтра надо будет рано встать, чтобы успеть на урок виолончели, но, может, я могу остаться?
Дженни, ты еще здесь? Если не поторопишься, пропустишь свой автобус. На сей раз дядя Джей появляется рядом, держа поднос с половинками арбуза, из которых выскоблили мякоть и заполнили смесью арбуза, соджу и лаймовой газировки. Выйдя из-за барной стойки, он бросает через плечо: Напиши мне, когда доберешься домой!
Ну вот, меня выгнали. Вздохнув, я поправляю ручки шоппера и толкаю входную дверь. Лицо обдает свежим воздухом.
Уже почти десять часов вечера, но из-за неоновых огней, которыми светятся все магазины и заведения в окрестностях, на улице светло как днем. Парикмахерская закрылась, но в кафе с баббл-чаем еще сидит девушка с двумя хвостиками, жуя жвачку и пролистывая сообщения в телефоне. В корейском барбекю-ресторане на углу группы студентов и офисных работников болтают между собой, пока мясо готовится на гриле.
На обочине я вижу автобус, куда как раз заходят пассажиры, и поспешно пристраиваюсь в конец очереди. Оплатив проезд, я плетусь в салон и берусь за поручень, попутно поправляя панчхан от миссис Ким. Когда автобус дергается вперед, я напрягаюсь, чтобы удержать равновесие, но сумкой все равно попадаю по человеку на ближайшем сидении.
Простите! морщусь я. Тот поднимает голову.
Это он! Тот парень из караоке-бара!
Что ты здесь делаешь? вырывается у меня, хотя ответ кажется очевидным: едет в автобусе. То есть, ты вроде бы говорил, что у тебя нет денег?
Он показывает билет на одну поездку.
А что насчет тебя? Закончила работать? Он замолкает на секунду, а затем на его идеальных губах появляется легкая усмешка. Или ты меня преследуешь?
Я возмущенно фыркаю:
Я не
Вы будете садиться? Какая-то женщина похлопывает меня по плечу, указывая на место за парнем.
А, нет. Я отодвигаюсь назад, чтобы она смогла сесть, и теперь стою, неловко нависая над ними. Развернувшись, я прохожу в другой конец автобуса, сгорая от смущения.
Автобус тормозит возле Вест-Эйт-стрит и впускает группу студентов и пожилую кореянку, которую легко узнать по коротким седым волосам с перманентной завивкой. Студенты, судя по громким голосам и запаху курицы и пива, только что вышли из бара. Не найдя свободных мест, они занимают почти весь проход и болтают, разбившись на компании и цепляясь за поручни. Пожилую женщину, которая пытается протиснуться мимо, никто из них не замечает.
Когда автобус отъезжает от тротуара, на лице женщины мелькает страх: она все еще старается пробраться вперед, но до поручней не достает. Вдруг колесо попадает в ямку, и женщина теряет равновесие.
Осторожно!.. бросаюсь я вперед.
Но парень из караоке-бара успевает поймать ее за руку.
Хальмони[13], обращается он к ней по-корейски, вы в порядке?
От его вида у женщины чуть дрожат губы, но она кивает, подтверждая, что не пострадала. Парень провожает ее к месту у окна, где до этого сидел сам, и указывает туда:
Прошу, садитесь.
Женщина опускается на сиденье и благодарно похлопывает парня по руке, выражая похвалу на корейский манер.
Я отвожу взгляд. Сердце колотится в груди: она же могла упасть. Если бы парень не заметил ее и сразу не решил уступить место, если бы не его рефлексы, позволившие вовремя ее поймать, она бы упала.
Поручень справа от меня скрипит, когда на него ложится чья-то рука.
Я с любопытством вглядываюсь в окно, когда автобус окольным путем объезжает улицу с рядами рыночных палаток.
Парень из караоке-бара, стоящий рядом со мной, тоже заинтересованно наклоняется вперед.
Что там происходит?
После истории со спасением хальмони мое отношение к нему смягчилось, поэтому я решаю проявить щедрость.
Ежегодный корейский фестиваль Лос-Анджелеса. Похоже, некоторые дороги перекрыли.
Парень хмурится, и до меня доходит: если он не отсюда, то может не знать окрестностей.
Куда тебе нужно добраться?
Я не уверен.
Что ты имеешь в виду? Я хмурюсь.
Я в бегах.
Я жду, что он усмехнется, но его лицо остается серьезным и немного печальным.
От бандитов? уточняю я абсолютно невозмутимым тоном и с удовлетворением вижу, как он улыбается.
От улыбка несколько угасает, чэгимгам. Как это по-английски?
Ответственность.
У этого слова множество значений по крайней мере, для корейской диаспоры: от обязанности выносить мусор до необходимости вести себя так, чтобы не опозорить семью. Я гадаю, что же из всего этого он имел в виду, пока разглядываю его отражение в окне.
Я вспоминаю, как сегодня впервые зашла в вип-зал в караоке-баре. К тому времени парень провел там уже час или два, а теперь он едет в автобусе, не представляя, где закончится его путь. Часть меня (довольно большая, надо сказать) хочет узнать, от чего он бежит и почему. Но другая часть помнит: иногда единственный способ справиться с бушующими внутри чувствами это сбежать.
Если уж на то пошло, говорю я, мне кажется, что очень важно выделять время на что-то свое, даже несмотря на обязательства. Ты не сможешь позаботиться о других, если сначала не позаботишься о себе.
Кажется немного странным давать совет своему ровеснику, но эти слова нужны и мне самой. К счастью, моя попытка поддержать не вызвала у него неприязни судя по лицу, он обдумывает услышанное. Наши глаза встречаются, и от его пронзительного взгляда с моим сердцем начинает твориться что-то странное.
Мне сложно в такое поверить, отвечает парень. Мы стоим настолько близко, что я могу разглядеть цвет его глаз насыщенный, теплый карий. Но хотелось бы.
Вдруг кто-то врезается в него сзади, заставляя поморщиться и едва слышно выругаться. Парень подступает поближе ко мне, поправив перевязь с гипсом. Студент, который его случайно толкнул, продолжает перешучиваться с друзьями как ни в чем не бывало.
Эй, окликаю я, разозлившись: сначала та женщина чуть не пострадала, теперь это. Вы не видите, что у него рука сломана? Освободите чуть больше места.
Автобус как раз подъезжает к остановке на Олимпийском бульваре и открывает двери позади нас, выпуская нескольких пассажиров. Студент явно не совсем трезвый, похоже, не понимает, почему я ни с того ни с сего обратилась к нему. А потом ухмыляется:
У нас свободная страна.
Верно, выпаливаю я в ответ. И вы свободны быть либо достойным человеком, либо подонком.
Все пораженно замолкают. Лицо студента начинает очень красноречиво багроветь. Ой, черт.
Мы переглядываемся с моим новым знакомым. Он протягивает руку, за которую я хватаюсь, не тратя время на лишние раздумья, и мы вместе выпрыгиваем из автобуса. Двери закрываются у нас за спиной.
Глава четвертая
Мы оказались прямо посреди празднования. Над улицами натянут баннер с крупной надписью «Корейский фестиваль в Лос-Анджелесе» и еще одной, помельче, «Чествуем культурное разнообразие Лос-Анджелеса вот уже более пятидесяти лет!». По краям улицы выстроились лотки с традиционной корейской едой: токпокки[14], кипящими на медленном огне в чанах с кочхуджаном[15], корейским рыбным пирогом в бульоне из анчоусов, насаженным на деревянные палочки, и блюдами из кухни фьюжн морскими гребешками на гриле с моцареллой и чеддером, и хот-догами, зажаренными во фритюре с маслом.