Значит, судьба наша этим летом такая. отрезала Кисонька. Посмотри на цену! Мы даже сможем сами заплатить скажем, что у нас от подарков на день рождения осталось! и, не дожидаясь решения призадумавшейся Мурки, Кисонька сорвалась на кухню с криком:
Мы едем на Волынь искать клад!
Только сумки все равно перепаковать придется, добавила возникшая у нее за спиной Мурка. Парео и вечерние платья там вряд ли пригодятся.
Племянница Нюрочка вдруг смущенно поглядела на девчонок:
А знаете Если, конечно, мы вам не помешаем я бы тоже поехала. А то здесь такая жара будто меня варят, она смущенно улыбнулась. А вы, тетя?
Глава 3. Катькины кошмары
Дщерь непокорная, поевшая варенье матери своей, будет ввергнута в геенну огненную! Куцекрылый черт подхватил Катерину вилами и швырнул в кипящий чан. Над котлом клубился душный пар, а вокруг, покачиваясь в сладком сиропе, варились темно-багряные вишни, и сама Катерина варилась, варилась
Дзинь-дилинь-дилинь! чан с вареньем растаял. Дзинь-дилинь! Катерина обеими руками обняла подушку, но сон уже свалился с нее вместе с упавшим на пол старым тятькиным тулупом. Хата аж содрогнулась, точно вдалеке пушка бухнула. Катерина села на лавке и с сомнением поглядела на вставший стоймя тулуп, будто спрашивая, не он ли так бабахнул. Тулуп гордо молчал.
Снова они меня накрыли! Лето на дворе, а у них одно на уме: «цоб дзецько3 не змéрзло»! передразнила она, отклеивая от груди насквозь мокрую рубаху, и подула себе за пазуху, охлаждая липкую кожу. Вареное дзецько им больше нравится. Будто я яйцо!
Перекрестилась на украшенные рушником образа (вышитые на рушнике алые петухи смахивали на вареных жаб и висели здесь, чтоб Катерине было стыдно). На сундуке лежала свернутая перина мама уже встала. Катерина свалила тулуп сверху и распахнула нарядные зеленые ставни. В горницу ворвался прохладный, еще ночной ветерок.
Дзинь-дилинь! сквозь предрассветную тьму проступил крутой лоб, увенчанный рогами, мягкие черные ноздри, и пестрый коровий бок медленно проплыл вдоль окошка. Корова величественно выступила сквозь распахнутые ворота садыбы4, присоединяясь к цеховому стаду. Пастух щелкнул кнутом, погоняя стадо по утоптанной ногами и копытами улице к городскому лужку за Подолом. Лужок давеча потоптал на охоте пан каштелян киевского замка5. Весь город знал, что он нарочно вытопчет пастбище, а потом и купит за бесценок у магистрата. И куда цеховым с коровами? Корова не курица, из рук не выкормишь, вот и придется продавать кормилиц, а молоко от замка покупать.
У-у, разбойники! зло бросила Катерина и перетянула рубаху узорчатым пояском с такой силой, будто не сама подпоясывалась, а затягивала веревку на шее каштеляна.
Заплетая косу, она задумчиво разглядывала торчащую из-за печки не слишком чистую пятку:
Вот и не хочется вовсе, а что ж, так его и оставить?
Высунулась в окошко и, сорвав травинку, приступила к пятке с самым зверским выражением лица.
Дмитро-шмарогуз, на печке загруз, несите лопату Дмитра вытягаты! водя травинкой по пятке, засмеялась Катерина. Пятка брыкнула, целясь девчонке в нос, Катерина предусмотрительно отскочила. Раздался звучный зевок и, выставив попу, с примиста6 вылез всклокоченный, будто им трубу прочищали, брат.
Спать хочу он попытался протереть глаза, не открывая их.
Знамо хочешь полночи железяками гремел. сдвинула брови Катерина. А стража заметит, что у нас ночью огонь жгут, пожара не берегутся, да штраф с мамки стянет?
Чтоб ты понимала еще! обиженно пробубнил брат. То ж немецкий пистоль! Сам пан цехмейстер7 разобраться велел, что в нем за хитрость. Да я и ставни закрыл, явно довольный своей предусмотрительностью, добавил он.
Вижу я, как ты с пистолем разобрался, Катерина кивнула на раскиданные по длинному дощатому столу Дмитровы инструменты вперемешку с накладками рукояти, палочками, колесиками, с вечера еще бывшими хитрым немецким пистолем. Прибирай свои железяки, мамка придет, завтракать будем!
Все так же не открывая глаз, Дмитро принялся складывать разобранный пистоль в тряпицу. Бухнула крышка подпола старая литвинка Рузя, жившая в семье вдовой сотничихи так давно, что никто уж и не помнил, родня она или наймичка, унесла вниз крынку снятого молока, на сыр. Из сеней вошла мама с кувшином молока. Катерина прижалась лбом к ее плечу и снова метнулась к столу нарезать толстыми ломтями вчера выпеченный хлеб. Мама тихо рассмеялась, поставила кувшин, ухватила так и замершего с закрытыми глазами и тряпицей железяк в руке Дмитра и усадила к столу.
Спаси Христос, благословение сему дому и всем его обита-а-ателям! протянул густой бас, и новопришедший размашисто перекрестился на образа.
Да ладно вам, пан дьяк, в церкви петь будете, а пока прошу к столу!
Благодарствую, пани Надия. Молодой дьяк жил по соседству, но столовался в семье вдовой сотничихи, за что обучал грамоте и счету сперва Дмитра, а теперь и Катерину. Он степенно уселся за стол, наскоро пробормотал молитву. Ну, благословясь! и, придерживая бороду ладонью, отхлебнул из кружки жирного молока, заедая толстым ломтем хлеба.
Что слыхать на Киеве, пан дьяк? спросила Рузя, будто тот явился не из мазанки, притулившейся у самого плетня садыбы, а по меньшей мере с другого конца города. Под замком бухало что-то, да потом стихло.
Спокойно все, пани Рузя! наскоро дожевывая хлеб, пробормотал дьяк.
Боязно, пан, бо ци лотры8-казаки уже и Фастов взяли, и Белу Церкву, и Переяслав!
Не лотры, а славные лыцари Войска Запорожского! звенящим от негодования голосом отчеканила Катерина. Как наш тато!
От услыхал бы твой тато, как ты в разговоры взрослых встреваешь, отходил бы недоуздком так, что и сесть бы не смогла! строго оборвала ее Рузя. Покойный пан сотник, Царствие ему Небесное, православный казак был! Он бы на землях милостивца нашего, князя Острожского, озоровать не стал! Слыхали, что казаки творили в Переяславе? Хуже татарвы, Езус-Мария-Иосиф! И обратившись к православным образам, старая Рузя перекрестилась по-католически, слева направо.
То все ляшские выдумки, чтобы панов казаков да самого пана гетмана Косинского оклеветать! Милостивец ваш князь, хоть и воевода киевский, а на Киев и глаз не кажет! А верхивщину дай, сош плати, подымное давай, жениться и то гроши давай!
Чего то тебя волнует? Мала ты еще замуж! притворно всплеснула руками Рузя.
Известно, как по делу сказать нечего, так сразу мала! А кто плакал в голос, когда серебщину9 отдавали а замок так и не достроили! голос Катерины исполнился бесконечного ехидства. Дмитро от зброярив10 на строительство ходил и чего? В покоях пани каштелянши на окна фигурные решетки ставил! Ох уж те решетки защитят, ежели пан гетман Косинский, дай-то бог, порешит Киев взять. И трудиться шибко не придется!
Та шоб тоби язык колом, глупе дзецько! Только того ляшского гетмана, сына диаволова, нам тут и не хватало!
Он не ляшский! Обвинение в принадлежности пана Косинского к ляхам возмутило Катерину сильнее, чем родство с врагом рода человеческого. Он за волю! А ваш пан князь что доброго сделал? Земли только сбирал да побольше, побольше! А сынок его, Януш, вовсе чужое отбирать повадился, вот как у пана гетмана Косинского отобрал!
Ничего, по городам твой ляшский гетман больше награбил! А кто Киев вольным городом учинил? Князь Константин! Кем это самое немецкое право нам дадено? Магдино магдово
Магдебургское11, с издевательской кротостью напомнила Катерина.
Я того и выговорить не можу, а понимаю! Та хиба ж без князя наш Дмитро в ученики до цеху попал? Мыкался бы на хуторе десь али на Сечь подался, а руки ж у хлопца золотые!