Это большое событие для Игоря Матвеевича, говорила Анаит. Он гордился тем, что из всех членов союза Ясинский выбрал именно его работы.
Бабкин записал новое имя.
Адам Брониславович Ясинский глава союза, пояснила Анаит. Фактически Ясинский и организовал его семь или восемь лет назад.
Он художник?
Нет. Я знаю только, что он прежде работал в Министерстве культуры. Возглавлял какой-то фонд или отдел.
Сергей быстро записывал: «Музей. Охранник. Камеры. Машина». Сперва побеседовать с охранником. Крепко же тот спал, если похититель пробрался в хранилище, открыл его каким образом, кстати? и преспокойно вытащил картины, причем проделал это дважды. Феерической наглостью отдавало это предприятие, наглостью и разгильдяйством.
В принципе, думал он, идеальное сочетание для преступления. Взять хоть ограбление музея Изабеллы Стюарт Гарднер. Общая цена похищенного больше пятисот миллионов долларов, и с девяностого года ни намека на личности преступников, равно как и на картины. Правда, ФБР называло имена похитителей, но что толку, если полотна так и не были возвращены.
Два злоумышленника.
Поразительная простота сценария преступления.
И разгильдяйство, сделавшее возможным его осуществление.
Сколько могут стоить украденные картины? спросил Макар.
Анаит растерялась. Не совсем уверенно она ответила, что это зависит от многих факторов, сам художник не оценивал свои работы, возможно, выставка в Амстердаме многое прояснила бы
Ну, хоть порядок цен? вмешался Бабкин.
Ему хотелось понимать, ради чего весь сыр-бор. Но Анаит, собравшись, объяснила, что определить это не представляется возможным. Картины имеют огромную ценность для Бурмистрова, однако в денежный эквивалент он ее не переводил.
Можно увидеть сами работы? попросил Илюшин.
Анаит вынула из сумки две фотографии альбомного формата и без слов положила на стол. Бабкин подошел, уставился на верхний лист.
Это яичница с помидорами? с неподдельным интересом спросил Макар.
Работа называется «Бенгальские тигры», сдержанно ответила Анаит.
Бабкин издал горловой звук, который свидетельствовал о сильном воздействии искусства на его неокрепшую душу. Илюшин благоговейно помолчал.
Тигры повторил он наконец с неопределенной интонацией. Что ж. Допустим. А это
Он не без трепета отодвинул лист, и открылась фотография второй картины.
Ой, котик! обрадовался Макар.
Бабкин задавил рвавшийся наружу звук и просто смотрел во все глаза на котика.
Игорь Матвеевич назвал эту работу «Владыка мира», сказала Анаит. На ней изображен снежный барс.
Владыка был плох. Тело его равномерно покрывали сине-зеленые пятна.
Болеет котик, с жалостью констатировал Илюшин.
Это окрас! возразила Анаит. Колористическое решение свидетельствует о переосмыслении традиционных образов и уходе в авангардизм для усиления изобразительного воздействия полотна.
Воздействие полотна невозможно было отрицать. Бабкин подумал, что нужно увеличить сумму ежемесячного взноса в приют для бездомных кошек. Илюшин вспомнил, что у него в холодильнике заплесневел кусок голландского сыра.
Обе картины были оформлены в помпезные рамы: старое золото, обильная вычурная лепнина. Финтифлюшка на загогулине, как выразился позже Бабкин.
Именно эти загогулины и подтолкнули Илюшина к окончательному решению. Он взглянул на Анаит и сообщил, что они согласны взяться за расследование. Оплата составит
И назвал такую сумму, что Бабкин пошел пятнами и стал неотличим от владыки мира.
Тем временем Илюшин невозмутимо присовокупил, что половина этой суммы в любом случае останется у них вне зависимости от исхода дела.
Только на таких условиях они берутся за поиски тигров и, господи прости, барса. «Господи прости» Макар не произнес вслух, однако оно повисло в воздухе.
Анаит не смутилась. Ответила, что этот вопрос она должна согласовать с Игорем Матвеевичем, и вышла позвонить на лестничную клетку.
Ты барса собрался искать или похищенную английскую королеву? тихо спросил Бабкин. Сантехнический магнат не раскошелится на такие деньжищи.
Илюшин только усмехнулся в ответ.
Пять минут спустя Анаит вернулась и сообщила, что получила разрешение от Бурмистрова подписать договор на предложенных условиях.
* * *
Пора провести рекогносцировку, сказал Макар и спрыгнул с подоконника, на котором сидел, рассматривая с двадцать пятого этажа свой двор.
Ты поедешь со мной в музей? удивился Сергей.
Нет, в музей ты отправишься один. А я планирую встретиться с господином Ясинским. Мне очень хочется узнать, во сколько глава Имперского союза оценивает пропавшие картины.
Час спустя Сергей Бабкин подходил к скромному двухэтажному зданию музея в переулках за Бульварным кольцом, а Макар Илюшин к высокому дому недалеко от парка.
Адам Брониславович Ясинский встретил его на лестничной клетке. Илюшин с первого взгляда определил, что Ясинский не из тех людей, которые выбегают к гостям, и сделал закономерный вывод, что Адам Брониславович в нем, частном сыщике, чрезвычайно заинтересован.
Вывод этот подтвердился сразу же.
Есть какие-то новости? спросил Ясинский, и взгляд его выпуклых черных глаз сделался умоляющим. Здравствуйте!
Илюшин с удивлением ответил, что об исчезновении картин он узнал только два часа назад.
Да-да, конечно, конечно Прошу вас, проходите.
Ясинский суетился и нервничал. Илюшин вспомнил тигров с барсом и озадачился еще больше.
Вот сюда проходите, вот сюда Простите, забыл, как вас по имени-отчеству?
Макар Андреевич.
Очень рад, Макар Андреевич!
Илюшина провели в светлую, с большим вкусом обставленную гостиную. Книги, картины, китайские вазы Взгляд Макара остановился на бронзовой скульптуре: мальчик, заносящий острогу над рыбой. Тонкий, легкий, с мускулистыми ногами. Скульптор поймал и движение за мгновение перед ударом, и странно-неподвижное выражение лица, на котором жили одни глаза.
Молчаливая домработница поставила перед ним чай и тарталетки, наполненные икрой.
Взял на себя смелость бормотал Ясинский. Надеюсь, не откажетесь
На свету Макар разглядел его как следует.
Ясинский был благообразен и, пожалуй, даже величественен. Среднего роста, он казался выше из-за прекрасной осанки. Умные темные глаза смотрели на собеседника с печальным пониманием. Голос у него, когда он успокоился, приобрел мягкую звучность, словно Ясинский привык проповедовать с амвона; к этой ассоциации подталкивала и растительность на его лице: усы и светло-русая, густая, вьющаяся борода.
Прошу вас, угощайтесь, не обращайте на меня внимания, попросил он. Мне кусок в горло не лезет. Я чувствую себя виноватым в том, что случилось, хотя формально моей вины и нет.
Адам Брониславович, расскажите, пожалуйста, о самом художнике.
О Бурмистрове?
Илюшину показалось, что взгляд Ясинского метнулся в сторону.
Да, о нем. Что он за фигура?
И тут Адам Брониславович сделался очень осторожен. Он рассказывал, словно нащупывал тропинку в топком болоте. «Да, непрофессиональный художник Не имеет соответствующего образования. Мы, знаете, объединяем любителей, самородков, так сказать. В нашем союзе сложился уникальный уровень, мы в достаточной степени отошли от затертого классицизма и в то же время в своем новаторстве не пересекли границу, за которой начинается самолюбование и пустые поиски Мы остались со своим зрителем, это один из главных наших постулатов, кроме очевидного свободы самовыражения, конечно И у Игоря Матвеевича в высшей степени имеется эта свобода»
Илюшин ничего не понял. В чем и признался, глядя в печальные черные глаза Ясинского.