- Одно слово - никчема...
Мать до полуночи собирала мешок, Тарас покрикивал, что-то выбрасывал. Раза три ссорились, Росланиха всплакнула, наконец лучина догорела, и
они легли спать. Таргитай перебрался на лавку, где мать уже заботливо постелила для него самые мягкие шкуры.
Долго ворочался в темноте, заснуть не мог. В тишине что-то шуршало, скреблось. Таргитай поднялся, на ощупь подлил в мисочку молока. Таргитай
помнил только деда Иваша по матери, но тот был силач, богатырь, лютый в драке. Такой не останется домовым - с боевой секирой дерется в вирые, а
если попал в подземный мир, то рубится со Змеем! С Таргитаем домовой не ладил. Дед Тарас загадочно поговаривал, что домовик чего-то требует,
добивается, но Таргитай не догадывался... и не хотел догадываться.
В ставни поскреблось. Таргитай замер, руки похолодели. Донесся сдавленный шепот:
- Тарх... Тарх, ты спишь?
Таргитай подбежал к двери, с трудом отодвинул тяжелый засов.
- Тарх, это я...
В лунном свете появилась долговязая фигура. Олег был в своем белом балахоне, в слабом свете луны было видно, что шел сюда по лужам, собрал
все репяхи и колючки.
- К тебе можно?
- Если только тихо.
- Я как мышь!
Олег на цыпочках проскользнул через сени. Таргитай неумело высек огонь, раздул трут. При свете лучины Олег осторожно пробрался к лавке, где
лежали согретые Таргитаем шкуры, присел. Его трясло, он часто и сильно чесался. Застонал во сне дед, а мать забормотала несвязное, прикрыла
ладонью глаза. Таргитай подтащил вторую лавку, лег рядом с Олегом и поспешно задул лучину.
В тишине пробежали маленькие ножки. Заскреблось, из Леса донесся протяжный волчий вой. Лежали долго, прислушиваясь, наконец Олег проговорил
дрожащим голосом:
- Боязно, Тарх... Ох, как боязно!
- А мне нет? - ответил Таргитай сердитым шепотом. Он нырнул было в сладкие грезы, вообразил себя маленьким, когда все ласкают, дают ломтики
истекающих сладким медом сот, когда любим всеми, даже грозным Громобоем, а тут этот трус...
- Ты - боишься? А говорят, ты по-дурости даже страха не ведаешь.
- Ну... просто уходить не жаждется.
- Уйти - это умереть, понимаешь?
- Изгонят? Упросить не удастся? Вдруг только пугают?
- Изгонят, слабых и больных вон, таков искон.
- Горюта родился с больными ногами! Всей деревней кормят.
- То послано богами. Если бы тебя, скажем, деревом пришибло, миром бы выхаживали. Твоя лень и моя... нерешительность сидят в нас самих. В
деревне боятся, что зараза перекинется на них. Если не уйдем завтра, забьют кольями.
Олег тихо всхлипнул, Таргитай застыл. Даже не стрелой или секирой, как лесного зверя, а кольями, словно осатаневшего пса, у которого глаза
остекленели, а изо рта падает желтая пена!
- Я упрашивал Боромира,- прошептал в темноте Олег.- Клялся, что буду послушным... что выполню все-все... Уперся, старый пень!
- При чем тут Боромир? - возразил Таргитай.- Это закон.
- Законы составляют люди.
- Не богохульствуй! Законы дают боги.
Олег ответил погасшим голосом:
- Да-да, боги... Но боги не считают беличьи хвосты. Детям говорим, что без воли богов даже муравей не чихнет, но мы не дети. Боги намечают,
кому сколько жить, когда умереть, но в наши дела не мешаются... Тарх, возьми оружие, ладно? Хотя бы секиру.
- Возьму,- ответил Таргитай неохотно.