Беспечны люди, беспечны! Супротив зверя любой выстоит, а
незримому ворогу препон никто не ставит. Надо наложить заклятия, Враг не дремлет, пролезает в любую щель!
Из дупла семьи Годовита донесся детский крик. Боромир остановился: строгость надобна, но зря детей сечь нельзя. Сегодня дети, завтра им
кормить родителей, беречь покой. Должны знать, что мир строг, но справедлив.
- Ой, тятенька! - слышался голосок.- Ой, не буду!.. Медведь, косолапый медведь...
Боромир тут же зашагал дальше. Несмышленыш забыл новый закон, который намедни установили волхвы: не зови бера, а то придет, и когда отец
вернулся с охоты, наверняка выбежал с воплем: тятенька, а бера не встретил?
Как и все мужики в деревне, Годовит бера не боялся, если один на один, в руке рогатина, а за поясом секира, но бер часто ходит ночью,
пробирается к спящим через дупло, а кто живет в землянках, у тех разгребает бревна на крыше. Бер легко душит лося и несет в передних лапах,
среди зимы разгребает твердую, как камень, промерзшую землю, чтобы вытащить из норы мышонка... Поэтому волхвы повелели называть бера медведем,
косолапым, топтыгиным. Пускай спит в своем логове бера, берлоге, не догадывается, что говорят о нем!
Скорее бы шли годы, подумал Боромир тревожно. Старики унесут опасное знание в вирый или к Ящеру, родство с берами забудется, а внуки даже
знать не будут, что совсем недавно вышли из звериного мира. Надо лелеять солнечную каплю в сердцах, которую заронил бессмертный Род!
- Мир дому,- сказал он густым сильным голосом, медленно и опасливо спускаясь по земляным ступенькам, склизким от сырости, в просторную
землянку старого Тараса.- Пусть Чур оградит тебя от Ящера!
- Слава Чуру и светлым богам,- прозвучал простуженный голос.
В землянке влажно и жарко, посередке утоптанного земляного пола плоские камни, вбитые в землю, на них еще светятся багровым огнем крупные
угли. Зловещие блики прыгают по неровным стенам, из которых свисают засохшие корни. Иные выпучиваются мощно и нагло, в них чувствуется
шевеление, то ли холодные соки с силой прут из тайных глубин в толстые стволы, а оттуда к ветвям и листьям, то ли крупные черви и жуки в тепле и
безопасности жрут мощно, спешат взматереть и наплодить потомство.
Древний дед Тарас сидел перед очагом, зябко вжимаясь спиной в теплую стену. На ногах короткая шкура бера, одной рукой Тарас пытался натянуть
ее до подбородка, а другой нерешительно трогал последней щепочкой угли. Самый старый в деревне, он не умер потому лишь, что не решил, кем
станет: домовым или лешаком. Добро бы в доме, за детьми нужен глаз да глаз, но всю нелегкую жизнь мечтал попасть к берегиням. Видел одну краем
глаза в молодости, сердце зашлось, но семья, дети, хозяйство, некогда на небо взглянуть! Теперь вот-вот высвободится из дряхлого тела... но и
душа, видать, постарела. И к берегиням охота, и не меньше в охотку кус жареной печеночки, что бросают в угол домовому.
- Боромир,- спросил он осторожно,- а что жрут лешаки? Ежели лягух или пиявок...
Боромир грозно сверкнул очами, с грохотом ударил посохом в дубовый пол:
- О чем мыслишь? Ты жив. Помогай светлым богам в борьбе с темными! Вон у тебя дубина резьбой недоукрашена, охрой не расписана. Как без
красоты воевать с Врагом? Лепота, Труд...
- Я помогаю,- перебил Тарас хриплым простуженным голосом.- Только уже не боец. Бе... медведя голыми руками ломал, как медовые соты, а
теперя...
- Не боец? - удивился Боромир.- Все мы бойцы, поединщики! Если горшок не украсить волнистыми линиями, то оскудеешь едой, если одежду не
обнарядить - Враг проберется к сердцу! А у тебя вон ложки не расписаны, петли на куртке оборваны.