Вы слышали стон, но дошли только до середины коридора и почему‑то повернули обратно, даже не поинтересовавшись его источником. Неужели вы, гражданин Чудаков, настолько лишены любопытства?
Я попытался вкратце описать ему те чувства, которые испытывал тогда, в темном коридоре, но он, по‑моему, так ничего и не понял и продолжал недоверчиво коситься на мои ботинки.
– Все это прекрасно, гражданин Чудаков, только, знаете, чувства – это не в моей компетенции. Давайте разберемся в фактах. Вы утверждаете, что слышали звук ключа, поворачивающегося в замке одной из дверей. Так?
– Так.
– И, конечно же, номера на двери вы не запомнили?
Я развел руками.
– К сожалению, не запомнил.
– Вот видите, как у вас все получается, – покачал головой следователь, – кто стонал – не знаете, номера не запомнили, зачем вообще выходили из номера, тоже непонятно…
– Так я же вам… – попытался было возразить я, но он жестом остановил меня.
– Ладно, допустим, все так и было…
– Да почему же допустим!..
– Хорошо, хорошо, пусть все так и было. Тогда ответьте мне хотя бы на такой вопрос: саму дверь вы найти смогли бы?
– Думаю, что да. Где‑то в середине коридора, по левой стороне.
– По левой стороне?
– Ну да, по левой. Это если идти в сторону холла.
– Вот как? И вы утверждаете, гражданин Чудаков, что шли именно в эту сторону, когда щелкнул замок?
– Разумеется, – ответил я с раздражением. – Простите, гражданин следователь, но мне не совсем понятен столь пристальный интерес к моим словам. Я что‑то не так говорю?
Он кинул на меня быстрый, пронизывающий взгляд, в котором сквозило явное недоверие, полистал какие‑то бумаги, нашел что‑то, заинтересовавшее его, и ответил:
– Вот показания гражданина Хомякова, это у его номера вы остановились нынешней ночью. – Следователь поднял на меня вооруженные очками глаза. – Гражданин Хомяков утверждает, что видел вас идущим по коридору в начале четвертого ночи, но…
– Но? – Я подался вперед.
– Но, – следователь умышленно затянул паузу, чтобы придать значительность своим следующим словам, – и, надо сказать, преуспел в этом, – но видел он вас идущим со стороны холла! Так‑то, гражданин Чудаков. – Он торжествующе усмехнулся, и стекла его очков радостно заблестели.
– Это ложь! – вскочил я, потрясенный услышанным и возмущенный до глубины души. – Это или ложь, или ошибка – одно из двух.
Следователь кивнул.
– Возможно. Возможно, правы вы, а не Хомяков… Итак, вы настаиваете на своих показаниях, гражданин Чудаков?
– Еще бы! Конечно, настаиваю, – ответил я решительно. – Более того, я настаиваю также на очной ставке с Хомяковым. Немедленно!
Моя горячность лишь позабавила этого розовощекого молокососа.
– Нет, гражданин Чудаков, – покачал он головой, – никаких очных ставок я проводить не буду – не вижу смысла. Что же касается вас, то вы лично можете устраивать очные ставки с кем вам заблагорассудится – никто вас этого права не лишает. Вам ясно?
– Ясно, – буркнул я, решив сегодня же, нет, сейчас же повидать Хомякова и как следует его потрясти.
– Ну, если вам все ясно, то у меня к вам последний вопрос. В то самое время, когда вы отлучались из номера, то есть около трех часов ночи, что делал ваш сосед – кажется, Мячиков его фамилия?
– Спал, – уверенно ответил я. – Это так же верно, как то, что Земля круглая.