Читал? «Очарованного странника»?
Да.
Ну, тогда не рассказывай, чем закончится.
Я и не собирался, удивился Андрей. Он смахнул пальцами струйку пота с левого виска. Фу, блин, ну, и пекло. Как ты вообще это терпишь? В чтении важен не конец истории, а сам процесс. Понимаешь?
Ну, да. Чтение ради чтения?
Именно. Я всегда так читаю. Погружаюсь в текст и получаю удовольствие. Вот как ты только что. А я тут вошел и кайф обломал.
Да ладно. Но Евгений откинулся назад, и спина уперлась в ребро столешницы. Но все же важно, чем закончится история?
Для меня нет. Важна суть, а не форма. Сюжет это форма. Может, еще важно то, что ты находишь в произведении лично для себя. Наверно, да Это тоже важно.
Мокшаев задумался и замолчал. Евгений, воспользовавшись перерывом в беседе, открыл книгу и погрузился в чтение, но вскоре почувствовал сеть чужого взгляда, и эта сеть была раскинута над ним и для него. Собеседник не собирался заканчивать разговор.
А ты не особо разговорчив, сказал Андрей.
Слова прозвучали льдисто. Евгению стало неприятно и зябко, будто случайно опустил руку в сосуд с колотым льдом и тут же одернул ее. «Лед», подумал Евгений, и такая тоска охватила его, что захотелось, чтобы именно сейчас и не секундой позже городское небо заволокли тучи и пошел бы ливень, подул бы прохладный ветер, а жара и духота больше никогда не вернулись.
Он закрыл книгу.
Я первым не начинаю, ответил Евгений.
Что ж, в этом есть своя сермяжная правда, сказал Андрей задумчиво и, как показалось, брезгливо.
Не любишь правду?
Почему? Андрей удобнее устроился на столе, приготовившись к долгому разговору. Я не люблю правду в художественном произведении, а так Скажем, стоит на скатерти кувшин. Я начинаю рассматривать сосуд, например, со дна. Взгляд скользнет по пузатой емкости к узкому горлу, перейдет на фигурную ручку тем и закончится изучение предмета. Вот та ручка и есть концовка истории. Только мне неважно существует ли сосуд на самом деле и что за форма в итоге окажется у ручки. Насколько реален сосуд? Евгений пожал плечами. Вот ты, наверно, не задумывался. И это правильно. Художественное произведение может идти вразрез с логикой действительности, иногда даже оно должно противоречить логике ради того, чтобы автор выразил себя.
Извини, а ты со всеми так?
То есть, что «со всеми»?
Мокшаеву показалось, что Евгений неумело попытался сбить его с мысли.
Ну, сразу начинаешь говорить на серьезные темы?
А-а Андрей улыбнулся и весело хмыкнул. Нет, конечно. Я тоже не начинаю разговор первым, а на такие темы тем более. Бывает, знаком с человеком, но понимаешь, не стоит откровенничать с ним, а то мало ли А увидел тебя, думаю, можно пофилософствовать.
То есть, я не опасен?
В каком-то смысле.
Евгений машинально провел пальцем по золоченому тиснению и положил книгу на стол. Он невольно бросил взгляд вниз, где на полу лежала его сумка.
Знаешь, опять заговорил Андрей, иногда видишь человека, посмотришь на него, посмотришь в глаза так внимательно и поймешь: он тебя не воспринимает, но все равно по приколу начинаешь грузить. Сначала у него удивленный взгляд, потом округляются глаза, а затем наступает реакция в зависимости от темперамента.
Типа развлекаешься? Любишь поставить собеседника в тупик?
Но почему сразу в тупик? Такой цели нет. Но можно и так сказать. Типа того.
А если он тебе задаст вопрос, на который ты не сможешь ответить?
Например?
Евгений ненадолго задумался, бросил взгляд на книгу, и вопрос родился сам собой:
Что такое русская идея?
Вообще-то это очень просто. Берешь у Бердяева книгу «Русская идея» и последние пять листов этого произведения и есть русская идея. Там всё предельно и понятно, но если ты хочешь услышать ответ от меня, а не от Бердяева, то я скажу так: существует мифический пес о пяти ногах, он и есть на самом деле русская идея. Она, допустим, дремлет между Санкт-Петербургом и Москвой. Ну, как между Востоком и Западом. Когда возникает угроза уничтожения славянского мира, пес просыпается и наступает.
На врагов русской идеи? Андрей кивнул. Но где логика. Если враги, понятно кто, будят пса, они не понимают, что за этим последует? И почему пес с пятью ногами?
Ну, так он же мифический, а не простая дворняга. Раз мифический, значит, он должен отличаться от простой собаки. А вот враги Враги встают на одни и те же грабли всегда, потому что выдумывают неверный символ России. А какой он? Правильно, медведь. Но Россия не медведь, она мифический пес, который дремлет среди снегов, и тревожить его сон куда опаснее, чем выманивать косолапого из берлоги.
Зачетно. Мне понравилось. Реально понравилось. И прозвучало это гладко и образно.
Просто я заранее приготовился. Шучу. Конечно, я об этом много раз думал.
Ну, ладно Бердяев. Это прошлое. Как тебе Шевчук?
А причем здесь русская идея и Шевчук? Конечно, он гений, но, по-моему, депрессивный. Возможно, оттого что долго на свете живет.
Евгений поднял сумку и бросил в нее книгу. Мокшаев это расценил как сигнал к окончанию разговора.
Кстати, между прочим, вспомнил Андрей, ты как-то раз упоминал, что твоя деревня называется Филипповское. Случайно услышал.
Да.
Борское направление? Это недалеко от Каликино?
Километров пять.
Я в курсе. У меня там тоже дом.
Где там? В Филипповском? Серьезно?
На Жаренном Бугре.
О как. Я тебя в деревне не встречал.
Разные компании. Это покажется тебе странным, решишь, что я того или подвох, но я собирался пригласить тебя на свою днюху. В деревне.
Это, в натуре, странно.
Едва знакомы.
А подарок?
Да ладно тебе. Ты не грузись. Просто приди вот будет подарок. В деревне мы еще словимся. Если не понравится уйдешь.
Ну, знаешь, так тоже не делают.
Значит, составишь компанию, чтоб скучно не было?
А твои днюхи проходят скучно?
Да нет. Это всего лишь мне, пресыщенному жизнью подростку кажется, что на мир наступает тот самый пес.
Тогда на откровенность. У тебя есть мечта?
А в чем прикол?
Если есть мечта, ну, цель, то надо к ней идти и не тратиться на остальное. И не будет скучно.
Мокшаева задумался и его взгляд ушел в себя, будто попал под действие гипноза. Через несколько секунд он пробормотал:
Была у меня мечта. В детстве. Андрей недобро улыбнулся, словно вспомнил о пакости, которая осталась безнаказанной. В советском журнале «Веселые картинки», так вроде он назывался, однажды я увидел рисунок: мальчик в полосатой футболке стоял в кабине поезда и смотрел вдаль, держась за руль, или как эта штука называется у машинистов. Штурвал? Ну, в общем, пацан вел поезд. Художник изобразил его со спины, но так чтобы зритель мог видеть, куда он смотрит. Впереди были рельсы до горизонта, высоковольтные линии и еще что-то. Неважно. Рельсы и линии сходились в одной точке. Я тогда позавидовал пацану: вот эта профессия! Со временем желание стать машинистом прошло, но картинка осталась в памяти. Зато я понял, в чем заключалась мечта. В пути. Дело не в том, что я хотел стать машинистом или куда-то прийти. Такой цели не существовало. На самом деле я желал получить эту профессию лишь ради того, что бы стремиться вдаль, чтобы наяву пропустить через свое сердце ощущения дороги.
Ну, ты и накрутил. Но тут дело не в мечте, а в смысле жизни.
А у тебя какая мечта в детстве была?
Свалить с этой планеты.
Че, прям вот так? Взять и свалить?
Я фантазировал в детстве, что являются пришельцы с другой планеты и предлагают мне, почему мне, не ясно, но предлагают полетать по другим мирам. И я соглашаюсь.
А родители?
Знаешь, в этих детских мечтах я о них не думал. Просто хотел летать в космосе на чужом корабле.
Эскапизм, выдал Андрей. Ну, как? Замётено? Я про днюху. Не передумал?
Нет, не передумал, ответил Евгений, но в голосе прозвучало сомнение.
Почему таким тоном?