Мы вновь протезы надевали
Ему на «ноги» и втроём
Ходили по двору , не днём,
А по ночам, он всех стеснялся,
Расплакаться при них боялся
Степанушка, так было страшно
И говорил он, что напрасно
Мы «беспокоимся» о нём
И возимся, «как с тем дитём»
Что он «ходить уже не сможет»
И что «ничто помочь не может»,
Чтобы «привыкли его швы »
Ты знаешь, сколько я травы
Поперепробовала, страсть,
Стараясь все-таки напасть
На ту, что сможет залечить
И чтобы Тимофей смог жить
И на руке швы расходились
Кровили, лопались, гноились
А Вера принесла тетрадь
Давай с ним «курсы» изучать!
И в город к доктору возила
Как малое дитё носила
Ведь потому терпел он муки,
Не наложил на себя руки,
Что был всё это время с нами
Что занят был всегда делами
Что я и Вера были с ним
Мы, Стёпушка, уж так грустим,
Что всё вот так перекрутилось
Но, что случилось, то случилось
А сын и дочка все в тебя!
Похожи оба на тебя!
Такие умники! Такие
Вы, Стёпушка, мне все родные,
Душа за всех за вас болит
Вот и в груди саднит, саднит
Степан пилу свою точил
И ничего не говорил,
А думы ткали: «Инвалид,
А вот бухгалтером сидит,
Весь искалеченный, мальчишка,
Настойчивый такой, парнишка,
Прошёл через такие муки,
И всё ж сумел себя взять «в руки»,
И ходит тихо, осторожно
Под мышками два костыля
Не просто всё и очень сложно
Но действует уже рука,
Жизнь у мальчишки нелегка
Но стал бухгалтером, всё смог,
С рукой искромсанной, без ног
Конечно же, забота Веры,
И матери её, безмерны
Но Тимофей, видать, так страстно,
Так сильно Веру полюбил,
Жить ему стало не напрасно,
И он себя «переломил»
Протезы с кровью, а носил
Измученный, и всё ж учил
Разноски, сметы и счета,
(Когда, здоровым маята,
Всё это выучить и знать),
И смог бухгалтерам здесь стать
Как смею к ним врываться в дом,
О праве заявлять своём,
Что это я отец, не он
Всё, будто сон, ужасный сон
И так и будет длиться он
Рассвет не может наступить
И как ему-то дальше жить?
Как было, уж не может стать
Но сердце, сердце как унять?!»
Так думал горестно Степан
И с чаем остывал стакан
Полина с хлебом чай допила
И разговор свой довершила:
Степанушка, ты всё пойми,
И как уж есть теперь прими
Степану больно слушать было,
В груди саднило, томко ныло
Он «видел» памятью своею,
Как шёл навстречу Тимофею,
А тот, с портфелем, в форме школьной
И «виделось», что, добровольно,
Такой вот и ушёл на фронт
Степан смахнул холодный пот
А хворая Полина встала,
Посуду со стола собрала:
Я завтра, Стёпушка, приду,
Тебе горячую еду
На ужин снова занесу
И мы попьём чайку с тобой
Как рады мы, что ты живой!
Степан смотрел ей грустно вслед
И ей пришлось немало бед
«Перелопатить», пережить
Пускай приходит, как с ней быть
Не запретишь же говорить
Уж стерпит он её рассказ
Не гнать, же, старенькую, с глаз
Но дети Как к ним подойти?
Где нужные слова найти?
Им рассказать как выжил он,
(И для него, всё страшный сон,
Который, память крутит, крутит )
Знать рано им об этой жути
А как поймут они тогда,
Где был он эти все года?
Отец теперь им Тимофей,
Он вырастил его детей,
Повёл за руку в первый класс
Привык к протезам он сейчас,
А раньше, однорукий шил,
Из сыромятины кроил
Но дети сытые росли
Ведь, годы с той войны прошли
И вот, вернувшись наконец,
Как скажет он, я ваш отец
А не подумают они:
«Ишь, объявился! Вот стервец!»
И он страшился с ними встреч,
Не зная, как начать тут речь,
С чего весь разговор составить,
Нельзя, ведь, ничего исправить
И так нелепо всё оставить
Ждать, как закончится урок
И в школе прозвенит звонок,
У школьного порога встретить,
Сказать я твой отец, сынок
Но раньше я прийти не мог
И рассказать про сто дорог,
Которые война соткала
Но торопливых пары фраз
Для этого так будет мало
А длинный горестный рассказ
Не для детей и не сейчас
.
Часть 10. Побратимы
.
А в зыбкой дрёме, по ночам,
Степан опять был где-то там
Их батальон был окружён
Комбат изранен, обожжён
И с ними замполит и знамя
И бушевало всюду пламя
Фашисты лес в округе жгли,
Чтоб батальоны не прошли
И не прорвали окруженье
И невозможно дать сраженье
Вокруг пылает, лес горит
А сверху самолёт бомбит
Прорвались только единицы
И обгоревшие петлицы
Дымились, плавилась броня
Но на исходе уже дня
Всё ж вышли из кольца огня
Всего семнадцать лишь ребят
Патронов нет, и нет гранат
Степан комбата вынес, знамя
Но снова возвратился в пламя
В дыму остался замполит,
Полковник смелый и суровый,
Он, видно, раненый лежит,
Солдат бесстрашный и рисковый
А вот теперь, видать, нет сил
Степан спасти его решил,
Если тот жив
А если нет,
То похоронен будет с честью,
Полковник чести верен был
Пожар свалил сосну гнилую
И на ветвях её плясал
Огонь лизал кору сухую
Горячий воздух обжигал
И всё ж он вынес замполита,
Туда, где всё было изрыто
Воронками от бомб и гарь
Покрыла всё, как вдовья шаль
.
К реке семнадцать не дошли
Комбата на руках несли
И замполита, и с ним знамя
А сзади бушевало пламя
И жар, как из горящей печки
По дну шли мелководной речки
Смогли добраться до деревни
Там старичок, иссохший, древний,
Сторожко в баньку их впустил
И тут же всех предупредил,
Что «фрицы в доме и в других »
Что «здесь повсюду много их »
Комбат был мёртв, полковник жив
На знамя руку положив,
Что на груди его бугрилось,
Он прошептал:
«Не получилось
Соединится нам с полком
Меня заройте целиком
Пусть знамя будет на груди
У вас не знай, что впереди
Если сумеете, пройдёте
Потом отроете, возьмёте
А мне наган оставьте мой
Чтоб с пулей, для меня, одной »
Степана подозвав к себе,
Он тихо-тихо прошептал:
«Я буду помнить о тебе
Ты мне роднее брата стал »
Наган был пуст, пуль не осталось
Полковнику ружьё досталось
С одним патроном, дед отдал
Он для себя всё сберегал,
Когда пришли фашисты в дом
И в баньке с этим жил ружьём
«Бери, служивый, ты важней,
Им что до жизни всей моей,
Я не хранитель тайн военных,
Они, таких, второстепенных,
Под пытки, страсти, не кладут.
И если что пристрелят тут
А вот тебя начнут крутить,
Чтоб все секреты получить,
По чину, ты немало знаешь
Бери, а там, как сам считаешь
Но ты с ружьишком не спеши,
Ещё на свете подыши
Сюда не ходит немчура,
Дождёмся, Енерал, утра
Ветеринар, мой лучший друг
Сейчас-то немчура вокруг,
Посты поставили ночные,
Всё же трусливые такие,
Напакостили и трясутся
А вот когда они проснутся,
Тогда я выведу и вас
Поешьте хлебушка сейчас
И прикурните тут с часок
Я разбужу в удобный срок »
Но вывести их дед не смог
Как видно сердце так устало,
Что ночью биться перестало
Пришлось рискнуть «под носом» фрицев,
Ползти к соседскому окну,
Что источало баньки тьму,
И из соседей, хоть кому,
Сказать о том, что их сосед,
Бесстрашный и отважный дед,
И что он ночью умер тихо,
Видать, сгубило старца лихо,
Что немцы злобствуют кругом,
Изгадив и его весь дом,
И чтоб по-русски удружили
Егс почётом схоронили.
Простившись с дедушкой отважным,
Разумным, добрым и бесстрашным,
Мы сами вышли, повезло
Ползком, а было уж светло
И трое нас
И замполит
Куда нам?
В лес?
А лес горит
Полковник всё просил: «Убей
Один патрон не пожалей »
Но молча, с ношей на спине,
Степан полз полем по стерне
Так, с передышкой, осторожно,
Шли, если это было можно,
Или ползком передвигались
И отыскать своих пытались
Уже шло Солнце на закат
Вошёл в деревню наш отряд
Но, никого в ней не нашли,
От немцев люди в лес ушли
Он с этой стороны был цел,
Мы рады были не сгорел
До леса ночью лишь добрались
И там нам люди повстречались
Из той деревни, что прошли
Они с неделю в лес ушли,
Боясь за девушек, детей,
Кляня «невиданных зверей»
И с ними был ветеринар,
Он весь был немощен и стар,
Полковника всего прощупал
И шесть осколков в нём нащупал
Сказал, что «надо удалить,
Тогда полковник будет жить»
И тут же был сооружён
«Стол» под сосной, где «резал» он
Полковника и «потрошил»
Потом всё аккуратно сшил
И диво дивное, тот ожил
Даже ушицы похлебал
Стреляться из ружья отложил