Добрый вечер! поздоровался с ним мастеровой и отложил котлету. Присаживайся, Семеныч! Водки выпьешь?
А давай! махнул рукой городовой и устроился напротив.
Федор наполнил стопку из графинчика. Городовой взял ее двумя пальцами, посмотрел на свет и опрокинул в рот. Крякнув, разгладил усы.
Закусить желаете? спросил мастеровой. Сейчас полового кликну.
Сыт, покачал головой Семенович. Лучше скажи, где шлялся целый день? Заходил в казарму, а твои и говорят: как ушел утром, так и не появлялся.
По Москве гулял, пожал плечами Федор. В цирк зашел на клоунов посмотреть. Лошадки там ученые. В трактире посидел. Что не так, Семенович?
Пристав[17] наказал за тобой смотреть, вздохнул городовой. Не нравишься ты его помощнику. Говорит: дерзкий. А мне, понимаешь, делать больше нечего, как за тобой ходить. Сам-то знаю, что человек справный, ни в чем дурном не замечен, но начальству не прикажешь. Съехал бы ты, что ли?
Эт куда? удивился Федор.
На другой участок. Я бы так и доложил: объект более не проживает. Пусть у других голова болит.
Соглашайся! раздался в голове Федора голос Друга. Это выход. Здесь оставаться нельзя, но съезжать было бы подозрительно. Тут же сами предлагают. На заводе так и скажешь: полиция велела.
Съеду, сказал Федор городовому. Сам думал взять расчет мало платят. Добрый токарь на заводе сто рублев может получать, коли мастерством владеет.
Вот и ладно, обрадовался Семеныч. Прощай, Федор! Благодарствую за угощение.
Он встал и пошел к выходу. Федор проводил его взглядом, после чего доел остывшую котлету и кашу. Расплатился и вышел из трактира.
И куда поедем? спросил Друга за порогом.
В Тулу, сообщил тот.
Почему туда? удивился Федор.
Там Императорский оружейный завод, объяснил Друг. У меня есть, что им предложить. Мастеровых оттуда призывать не будут в войну понадобится оружие.
А возьмут? засомневался Федор.
Если правильно себя подать, успокоил Друг. Слушайся меня, и мы заставим этот мир вздрогнуть!
3
Паровоз, пыхтя дымом из трубы, подкатил к Московско-Курскому вокзалу. Встал, лязгнув сцепками. Открылись двери вагонов, и на перрон стали выходить пассажиры. Из синих и желтых[18] купцы, офицеры, чиновники и помещики. Шли дамы в шелковых платьях и шляпках. Из зеленых вагонов валил простой люд мастеровые, крестьяне, женщины в платочках. На перроне стало суетно. Засновали носильщики с бляхами на груди, громко предлагая свои услуги, вопили разносчики, рекламируя немудреный товар: булки, пряники, леденцы. В толкотне и гаме никто не обратил внимания на мужчину, вышедшего из зеленого вагона. На нем был легкий бумажный[19] костюм без жилетки, косоворотка и кепка. На ногах ботинки коричневой кожи. В руках он нес такого же цвета саквояж и чемодан. Пройдя перроном, Федор, а это был он, выбрался на привокзальную площадь и подошел к извозчику, грустившему на облучке. Причина грусти читалась без труда: денежных пассажиров расхватали конкуренты.
Свободен, шеф? спросил мужчина, ставя чемодан на землю. Или ждешь кого?
Что такое «шеф», извозчик не знал, но вопрос понял. Опытным взглядом окинул вопрошавшего. Одет как мастеровой, но во все новое, саквояж и чемодан дорогие. Деньги явно есть.
Двугривенный в любой конец, буркнул хмуро.
Дам три, если отвезешь к дому, где сдают квартиры, пообещал потенциальный седок. Только чтобы дом хороший: водопровод, электричество, ванна и теплый клозет. И неподалеку от оружейного завода. Есть такой?
Разве что на Миллионной, почесал в затылке извозчик. Доходный дом советницы Хвостовой[20]. Но там дорого.
Ничего, сказал мастеровой и забросил чемодан в коляску. Следом впрыгнул сам. Трогай, шеф!
Дорогой они обгоняли пассажиров, решивших сэкономить на извозчике. Навьюченные сумками и узлами, они брели к городу[21], заняв всю дорогу. Извозчику приходилось покрикивать, чтобы расступились. Наконец, дорога освободилась, и коляска въехала в город. Седок молчал, хотя было видно, что в Туле он впервые. Такие обычно пристают с вопросами. Отвечать извозчик не любил был из неразговорчивых. Если бы он слышал диалог, который шел в голове седока, то сильно удивился бы.
Зачем гривенник переплатил! возмущался Федор. Он бы и за два отвез, а то и менее. Следовало торговаться. Все так делают.
Успокойся, Федя! отвечал Друг. Привыкай жить по-новому. Мы с тобой не босяки с Привоза. Уважаемые люди, и должны вести себя соответствующе.
А еще чемоданы эти, ботинки, костюм из чесучи, продолжал ворчать Федор. Ладно, полотняный в нем по летнему времени не жарко. Чесуча-то зачем? Шерстяной дешевле стоит. И какой! Из бостона.
В шерстяном запаришься, возражал Друг. Чесуча легкая, пропускает воздух. Ваша нынешняя мода телу смерть. Выходной костюм обязательно с жилеткой независимо от погоды. А коли жара? Да еще белье дебильное кальсоны и рубаха. Взмокнешь. Маек и трусов нет.
Это что? удивился Федор.
Легкое белье. Сорочка без рукавов и подштанники выше колена.
Кожа от штанин зудеть будет, не одобрил Федор.
Если ткань шерстяная, возразил Друг, ну, а ноги потные. В чесуче не запаришься.
Дом захотел дорогой, не отстал Федор. На хрена нам квартира? Ночевать можно и в гостинице. У нас места нет. Неизвестно, примут ли и какое жалованье положат. Может, зря ехали.
Предоставь это мне, успокоил Друг. На завод сразу не попремся. Оглядимся, знания подтянем. Для того и квартира. Ну, а деньги Сколько из-под камня достал?
Шесть сотенных.
Твое жалованье за год.
Больше ста уже потратили, буркнул Федор.
Ну, и хрен с ними! Не жалей. Лучше посмотри вокруг. Нравится? Нам тут жить
Пока длилась эта перепалка, коляска миновала мост через Упу и стала подниматься по Миллионной. Возле длинного кирпичного здания извозчик остановился.
Доходный дом Хвостовой, объявил, указав кнутом. С вас три гривенника.
Свободные квартиры здесь имеются? поинтересовался седок.
Сами спросите, буркнул извозчик и протянул ладонь. Деньги!
Седок спорить не стал, отсчитал ему монетки, взял чемодан с саквояжем и спрыгнул на мостовую. Извозчик проводил его взглядом.
«Ну, ну! подумал злорадно. Заждались вас здесь».
Но, пошла! прикрикнул на кобылку, шлепнув ту вожжой. Следовало уезжать как можно поскорее. У Хвостовой седоку дадут от ворот поворот, а скандала извозчик не хотел. Он свое дело сделал. Ну, а что не предупредил, так не спрашивали.
* * *
Аглая пребывала в дурном настроении. С одной стороны, радость наконец, освободил квартиру поручик, надоевший безобразиями. То пьянку шумную затеет, то непотребных девок приведет. А те скачут и орут, словно лошади в стойле. Жильцы жаловались и грозились полицией. Пришлось пообещать поручику сообщить о его художествах командиру полка. Офицер съехал, но не заплатил, задолжав за два месяца. Обещал вернуть, только перспективы виделись туманными. Денежки тю-тю. Аглая этого не любила, потому и переживала.
Было время, когда такие заботы ее не волновали. В восемнадцать лет Аглаю выдали замуж за коллежского советника Хвостова. Жених был много старше, вдов, имел взрослых сыновей, зато служил по финансовому ведомству, где занимался акцизами. В Туле слыл завидной партией. А семья Аглаи была небогатой. Отец учитель гимназии с невеликим жалованьем, двое сыновей и дочь, которая, считай, бесприданница. Кто ж такую замуж возьмет? И тут появился Хвостов. Красотой он, правда, не блистал и в принцы не годился. Не герой романа. Аглая поплакала и смирилась лучше так, чем в девках оставаться. Скоро поняла, что горевала зря. Николай Гаврилович жену обожал. Не жалел денег на наряды и украшения. В женских собраниях Аглае отводили почетное место госпожа коллежская советница[22]. В Москве или Петербурге таких, может, пруд пруди, а вот в Туле обыскаться. Дамы, годившиеся ей в матери, кланялись первыми. Глазками сверкали, но никуда не денешься этикет.