Бабье лето в своем самом что ни на есть классическом воплощении.
И сразу вдруг далеко-далеко отодвинулось все, чем я жил долгих четыреста с лишним дней, и странно было представить, что еще сегодня утром
Земля выглядела лишь голубоватой туманной звездочкой на стереоэкранах.
Мысли сразу нахлынули чересчур прагматические, и потребовалось определенное усилие, чтобы не смазать первые, самые яркие и чистые ощущения.
Ведь что ни говори, я вернулся, живой (что бывает не со всеми и не всегда), здоровый (тьфу-тьфу, не сглазить бы), впереди три месяца
отпуска и Алла… Как это она изящно выразилась: «Отчего мы с тобой так редко встречаемся и так часто расстаемся?»
Таможню я без задержки миновал по зеленому коридору, а выйдя в зал, невольно рассмеялся.
Над дверями банковских офисов полстены занимала новая красочная реклама: «Русский золотой червонец – лучшее помещение капитала!» И
означенный червонец в облачении Ильи Муромца по уши вгонял в землю шипастой палицей худосочный, видимо, страдающий язвой желудка
крюгерранд.[1 - Крюгерранд – золотая монета, находившаяся в обращении в государствах Южно-Африканского Союза, приблизительно равная 20
долларам.]
А рядом – табло с ежечасно меняющейся котировкой валют.
Взгляд на него доставил мне дополнительное удовольствие. В червонцы я свой капитал еще не поместил, но и обычный рубль стоял так, что за
счет разницы в курсе я мог позволить себе двухнедельный бесплатный отдых в экзотических странах.
Кстати, Алла как-то намекала, что неплохо бы, мол, на Гавайях, к примеру… эту идею я тут же и осуществил, заказав по телефаксу двухместный
номер в отеле «Вайкики Холидей Инн» с оплатой вперед.
Как говорится – лови момент.
И сразу набрал из соседней кабинки (городского интеркома у меня с собой не было, естественно) заветный номер, ощутимо волнуясь и торопливо
конструируя в уме первую, непременно небрежно-остроумную фразу. Лишь секунд через двадцать я осознал, что Алла на вызов не отвечает. Такое
могло быть лишь в двух случаях: или ее нет в пределах прямой связи – а это тысяча километров, – или интерком отключен.
Неизвестно, что для меня на данный момент хуже… Настроение поехало вниз. Не потому, что я сразу подумал о чем-то уж слишком неприятном, а
так – от несовпадения ожиданий с реальностью.
Что подруга явится встречать меня с цветами к трапу – я не слишком рассчитывал, но хоть дома-то ждать с нетерпением могла?
Еще на прошлой неделе я дал по гиперсвязи телеграмму с датой возвращения, а вот смотри ж ты…
Уже не в столь радужном расположении духа я вышел на кольцевую галерею, убеждая себя, что драматизировать не стоит, мало ли что случиться
могло… Длительная командировка, предположим, или коллективный выезд за грибами…
«Ага, на Шпицберген», – ехидно подсказал внутренний голос.
…За время моего отсутствия кое-что в порту изменилось. Слева за белоствольной рощей воздвиглось некое ребристое сооружение, отсвечивающее
плоскостями густо-медного стекла, и исчезла наконец архаичная решетчатая платформа монорельсовой станции вместе с уходящими вдаль
дугообразными опорами. Сколько лет шли разговоры, что пора ликвидировать это техническое чудо начала века, и вот, значит, дошли руки. Еще
что-то исчезло из жизни постоянное, с детства привычное…
Вместо монорельса в глубину леса уходила тонкая серебристая полоска волновода, над которой бесшумно скользили плоские, с закругленными
гранями вагоны на гравимагнитной тяге, или, как их называют во всем мире, эмбусы.