Старый букинист искренне негодовал, принимая, по обыкновению, все близко к сердцу. Игорь невольно вспомнил о Катоне, который с маниакальной настойчивостью требовал, чтобы Карфаген был разрушен, потрясая своим криком стены римского сената. Заметив его удивленный взгляд, Илья Артурович смущенно улыбнулся и понизил голос.
Но это, так сказать, прелюдия к ответу. Точно так же мы не верим в то, во что веками верили наши предки. Вот, скажем, моя бабушка. Она была крестьянкой, и часто рассказывала мне разные истории о русалках, которые жили неподалеку от их деревни, в лесном озере. По ее словам, это были внешне очень привлекательные молодые девушки с ангельскими голосами, которые, сидя на берегу абсолютно голыми, своим пением и красотой приманивали деревенских парней и мужиков, а затем топили их. Я уж не знаю зачем. Возможно, они так развлекались. В том же лесу, по воспоминаниям моей бабушки, обитали и лешие. Они пугали путников, уводили их с тропы в чащу, кружили по лесу, заводили в болото. Однажды моя бабушка, как она меня уверяла, трое суток кружила по лесу, который знала с детства как свои пять пальцев, и не могла выйти, потому что леший навел на нее морок. На нее наткнулись случайно односельчане, собиравшие грибы в лесу.
Он помолчал, словно давая Игорю время обдумать сказанное. А потом закончил:
У меня нет никаких оснований не верить своей бабушке. Но сам я за всю свою долгую жизнь не встречал ни русалок, ни леших, ни домовых. Однако я не буду ручаться, что их не существует. Вас удовлетворяет такой ответ?
Вообще-то нет, покачал Игорь головой. Бабушка могла не лгать, а просто рассказывала вам сказки на ночь. Как Арина Родионовна маленькому Саше Пушкину.
Может быть, вы и правы, не стал спорить старик. Настаивать не буду. Но сама она, уверяю вас, искренне верила, что рассказывает правдивые истории из своей жизни. А, кстати, почему вас это заинтересовало?
Сам не знаю, слукавил Игорь опять. Подумал, что для русалки не составило бы, наверное, труда отыскать затонувший на дне Финского залива корабль и найти в его трюме старинный сундук с золотом.
Но зачем русалке золото? хмыкнул старый антиквар. Это только люди гибнут за презренный металл.
Ой, не скажите, Илья Артурович, возразил Игорь. Вы не допускаете, что русалка, жившая в лесном озере во времена молодости вашей бабушки, совсем не то же самое, что русалка, обитающая, скажем, в Большой Невке в наши дни?
А вот этого мы с вами никогда не узнаем, мой друг, улыбнулся Илья Артурович. Можем только предполагать.
Игорь промолчал. Он мог узнать это в самое ближайшее время, если
Вы о чем задумались, Игорь Артемович? ворвался в его мысли голос старого антиквара.
О том, что время иногда несется вскачь, а иногда плетется, словно хромая кобыла, на этот раз честно ответил он. Сейчас мне кажется, что пройдет целая вечность, прежде чем наступит полночь.
Это все потому, что вы еще молоды, грустно вздохнул Илья Артурович. Для стариков время летит стремительнее, чем комета по ночному небу.
Они помолчали, думая каждый о своем.
И все-таки я не поменялся бы с вами своей жизнью, даже будь у меня такая возможность, вдруг повеселел старый антиквар. Особенно теперь, когда у меня есть это!
Он любовно погладил кожаный корешок книги о российских полководцах.
Только помните, что это наша с вами тайна, с видом заговорщика подмигнул Илья Артурович.
О, поверьте, я умею хранить тайны, заверил его Игорь, пряча золотой червонец в карман.
На этом они расстались, дружески распрощавшись. Когда Игорь выходил, бронзовый колокольчик над дверью едва слышно звякнул, словно говоря, что и он вступил в тайный заговор против внука старого антиквара и обязуется хранить молчание о том, что узнал, подслушав их разговор
Игорю очень не хотелось выходить из дома в полночь, несмотря на то, что на улице было светло почти как днем. Помимо того, что это время суток чревато неприятными встречами, он испытывал особенную неприязнь к белым ночам. На этот период он даже занавешивал окно в своей спальне двойными шторами из плотной и тяжелой ткани, чтобы оградить себя от бледно-мертвенного света, заливающего комнату извне. Иначе он не высыпался и часто по утрам чувствовал себя раздраженным и усталым. Ноябрь, когда начинало смеркаться уже в три часа дня, был ему милее июня и июля. Тем не менее, он любил Петербург и не променял бы его ни на какой другой город в мире. Он здесь родился, здесь надеялся и умереть. Пусть и не на Васильевском острове, как жаждал Иосиф Бродский, но все-таки в Питере, а не изгоем на чужбине.
Однако в эту ночь выбирать не приходилось, и он покорился.
Он долго думал, что надеть. Строгий классический костюм, в котором он ходил на работу в банк, был явно не к месту. Но и джинсы с рубашкой казались ему неподходящим в его возрасте нарядом для первого свидания с женщиной, тем более красивой, пусть и немного сумасбродной. Он словно забыл, что эта женщина называла себя русалкой и предпочитала обходиться совсем без одежды. В конце концов, Игорь выбрал светлый летний костюм из чистого шелка, очень скромный на вид и настолько же дорогой. Перед тем, как выйти из квартиры, он бросил последний взгляд в большое зеркало, висевшее в прихожей на стене, и остался доволен. Из зеркала на него смотрел достаточно привлекательный, со вкусом одетый мужчина среднего роста, выглядевший немного моложе своего возраста, лет на тридцать тридцать пять. Уже давно Игорь не чувствовал себя так уверенно. Помахав своему отражению на прощание, он вышел. Не дожидаясь лифта, быстро спустился по гулкой лестнице. Волновавшее его нетерпение, которое он ощутил в букинистическом магазине, становилось тем сильнее, чем был ближе час свидания.
К полуночи мрачные тучи снова обложили небо, оно низко нависло над городом. Дороги и каналы были пусты и безлюдны. Игорь чувствовал себя заблудившимся призраком, ищущим пристанища и покоя. Он шел, стараясь ступать как можно тише, словно пугаясь эха собственных шагов.
Он уже почти дошел до заброшенного строения на Пироговской набережной, которое когда-то служило, вероятно, речным причалом, как вдруг услышал тихие меланхолические мелодичные звуки, идущие, казалось, от самой воды. Прислушавшись, Игорь понял, что кто-то поет. Подойдя ближе, он расслышал и слова.
Ой, ты гой еси, мы снова в разлуке,
И снова сомненья, сердечные муки
Несомненно, это пела женщина. И она грустила о своем возлюбленном, с которым была разлучена.
Мы разные очень,
В любви лишь едины.
Даруют покой только страстные ночи,
Когда черных мыслей мелеют глубины
Он невольно заслушался. И даже затаил дыхание, чтобы ненароком не выдать своего присутствия. Пение очаровывало, голос завораживал.
Как в прошлом все ясно!
Забылось плохое.
Что память хранит все на диво прекрасно,
А ныне ненастье и время лихое
Женщина явно страдала от разлуки с любимым. И ее печаль была настолько сильной, что на глаза Игоря навернулись невольные слезы.
Но прошлым и это когда-нибудь станет,
И встретим, гой еси, мы снова друг друга
Игорь не выдержал и ступил на каменную лестницу, полукругом огибающую кирпичное строение и ведущую к реке. Он хотел увидеть эту женщину. Его сердце переполняли любовь и жалость. Если бы его так любили, то он пошел бы за своей возлюбленной на край света, преодолевая опасности и невзгоды
Он неловко шагнул, споткнулся на краю ступеньки и едва удержался на ногах, наделав шума. Его услышали. Пение смолкло, кто-то тихо вскрикнул, раздался плеск воды. Когда он спустился по лестнице, то никого не увидел. Либо завораживающее пение ему почудилось, либо таинственная певица нырнула в Большую Невку, чтобы скрыться и остаться незамеченной.