За столиками сидели люди большого достатка: это было видно по их одежде и поведению. Многие были с украшенными дамами, аккуратные, точно двигающиеся, улыбающиеся друг другу. Были и люди серьезных дел с грубыми лицами и движениями. Я ходил взад-вперед этих окон, вглядывался, замечал их беседы и выражения лиц. И вдруг я увидел четырех человек, сидящих за столом и что-то живо обсуждающих. Один из них был в длинном черном плаще. Он живее остальных объяснял и устанавливал беседу. Внутри дернулось, пробежало дрожью, я без раздумий раскрыл дверь, зашел в этот ресторан и подошел к их столику.
Мы смотрели друг на друга, как тогда, когда он уезжал на машине. Те трое, что сидели с ним, спрашивали, что мне нужно и кто я такой, но я даже не знал, что сказать. Он встал, подошел ко мне и подул мне в лицо:
Садись. Будешь есть?
Нет, спасибо.
Это мой друг детства. Уважайте его и цените. Человек он теплый, правильный. Был таким, по крайней мере. Надеюсь, что не испортился, конечно, лицо Урода стало грубее и страшнее, а губы стали еще более закатанными.
Мы глубоко ценим всех друзей Урода. Ты чем занимаешься? спросил один из сидевших рядом.
Кожей, я нерешительно ответил.
Правильно. Дело важное, знакомое.
Я просидел с ними какое-то время, толком не сказав ни слова. Урод смотрел на меня и глазами улыбался. Мы вышли, он распрощался с людьми.
Ну что, рассказывай, он посмотрел на меня по-старому, как в детстве.
О чем?
О жизни.
А я и не знаю, что рассказывать. А! Вот. Помнишь того человека, который на коленях на огороде стоял?
Конечно.
Он мой отчим уже давным-давно.
Урод рассмеялся.
Пойдем, там Диджей, мой друг, он пластинки покупает. Сейчас вас познакомлю.
Мы пошли по улицам, оглядываясь на людей. Урод интересно смотрелся в этом длинном плаще. Он иногда специально заглядывал людям в лицо, чтобы те отшатнулись, а когда они пугались, он начинал хохотать:
Как же я люблю провинцию, этих людей, эту жизнь. Ты не представляешь, как тут тепло. Они не скрывают своих чувств, они пугаются меня, они оглядываются на мое лицо, вслед шепчут что-то себе, они живут.
Ты здесь живешь?
Я? Не-е-е-е. Я живу далеко.
Мы пришли в магазин. Казалось, что ничего не изменилось: Диджей, как и час, как и два, как и три часа назад, выбирал пластинки и пританцовывал.
Диджей, я подбежал к нему и обнял его. Ты смотри, кого я привел.
Диджей посмотрел на Урода, снял наушники и испуганно сказал:
Ого. Кто тебя так?
Да никто, я же тебе про него рассказывал. Его ветер так. Это же Урод.
Урод в ответ рассмеялся и предложил нам пойти где-нибудь посидеть и обсудить жизнь и ее продолжение. Диджей купил пластинки, попрощался с жителями магазина. Мы пошли, даже побежали по улице, глядя друг на друга. Мы все чувствовали, что начинается что-то новое, от этого и радовались.
Все началось с того, что жители Нью-Йорка порешали, что сумасшедших лучше не держать в специальных домах. Можно просто дать им жить среди остальных людей, думать по-своему, говорить что хотят. Выпустили. Улицы наполнились. Новые люди скакали, пели, смеялись громко, а некоторые и вообще стали погоду устраивать над городом. Соберутся человек по пять-шесть, закричат, станут дождь звать. Дождь пойдет. Прыгают безумные, хохочут, гогочут как птицы, мокрые уже все. А остальные, те, что нормальные, с умилением смотрят, радуются.
Там женщины, правда, юбки не носят? Ходят в штанах, а то и вообще без штанов? спросил Диджей.
Когда полетел туда, бабушке моей сон приснился, будто я маленький. Подхожу к луже, грязной-грязной, и туда всем лицом, и всей светлой одеждой. Она выдергивает из лужи за руку, говорит «дай-ка тебя накажу», а я хохочу, довольный, что запачкался. Капает черное с лица, а я еще больше хохочу. Бабушка звонит недавно, говорит: «Какой же ты у меня добрый» и плачет, плачет.
А, правда, что там люди и нелюди по улицам ходят? Звери разные тоже ходят, и никто их не арестовывает.
Дыхание иногда над всеми появляется. Дышит кто-то. Глубоко так Вдохнет, задержится, выдохнет. И не понять: хорошее оно или плохое.
Кто?
Тот, кто дышит. Иногда громко, прям до чувств, можно остаться стоять на улице в этом дыхании, ничего сделать не получится. А иногда начинаешь дышать вместе с этим дыханием. Оно вдохнет и ты. Смешно станет, похохочешь, поглядишь по сторонам а все хохочут. Так жизнь выстроится.
Скажи, а какая там в Нью-Йорке клубная культура? Как в Лондоне?
Лучше. Там по клубам можно хорошо ходить, на чудиков смотреть. Музыка разная, даже такая, что уши не выдерживают, портятся.
А как ты вообще попал в этот Нью-Йорк?
По работе.
А что у тебя за работа?
Тут Урод остановился и убедительно посмотрел на нас. Я не мог представить, что он ответит.
Я занимаюсь очень важным делом. Антиквариатом.
Это как?
Это целая суть, целая мыслительная индустрия со связями и грехами. Дело важное и правильное. Ну а вы как? На жизнь хватает?
На какую жизнь?
Урод рассмеялся:
Не смотрите так удивленно. Устрою, не волнуйтесь. Заживете по-теплому. На пластинки всегда будет хватать.
Скажи, а ты не бандит? несколько испуганно спросил Диджей.
Я? Да ты что? Неужели похож? Я людям помогаю, жизнь их подправляю.
Мы сели в одном сквере, неподалеку от многоэтажных домов.
Посудите сами, посмотрите на историю мысли нашего народа. Были у нас философы в древности? Нет. Зато были лучшие иконописцы. Людям не надо было языком ля-ля-ля, они в символах, в красках, в масле суть заворачивали, укрепляли это, оставляли на века. Для нас оставляли. И это больше значения имеет, чем слова, чем мычания и рассуждения. Символ это живое, жизнью наполненное.
Ты иконами торгуешь?
Не только. Я привожу предметы русской древности в Америку, в коллекции.
А зачем им это?
Вот! В том-то и вопрос. Видимый ответ здесь просто дурь богатых людей. А нет, не все так просто. И это необходимо для понимания. Многие готовы все свои деньги за определенную штучку выложить, разориться, голым ходить по улице, но с этой штучкой в обнимку. Потому что это их символ, их связь с вечностью. Они осознают всем своим умом и телом, что если этот символ не получат, то жизнь их рассыплется на бессмысленные кусочки, тряпочки, невменяемости.
Странное дело.
Наоборот. Мало таких нестранных дел в нашем мире. Вы посмотрите на дела, они наполнены бессмысленностью. Люди не за символами охотятся, а за дуростями, Урод снова засмеялся и подул на меня.
Мы проболтали еще несколько часов. Урод рассказывал, рассказывал, рассказывал о новом и далеком, о Нью-Йорке, богатых людях, опасностях. Он рассказал, как сидел в тюрьме за неправильные перевозки чего-то, о том, как встречался со страшными людьми. Мы с Диджеем боялись прервать его рассказы. Нам открывалась иная жизнь, полная незнакомых эмоций и занятий.
Ты, наверное, можешь достать любую музыку.
Конечно. И не только музыку. Могу достать практически все, он снова рассмеялся и подул на Диджея.
А почему ты все время дуешь?
Привычка. Не обращай внимания. В общем, есть дело. Ерунда, в принципе. Сам не успеваю просто. Надо набор посуды деревянной в одном месте забрать. Заплатят хорошо, думаю, что так хорошо, что вы не ожидаете. Просто ложки там всякие, тарелки деревянные, ничего особенного.
Где забрать?
Вот, это уже разговор. Туда ехать надо. Отсюда далековато, сутки на поезде, дальше автобусом до деревень. Адрес у меня есть, там бабка с дедом живут, у них хранится посуда. Приедете, заплатите им, да они задаром отдадут. Вам же менять все это надо: и внутри, и снаружи, прикрепляться к общей сложности. Иначе съест вас эта жизнь, посмотрите на себя.
Я посмотрел на Диджея. Он сидел в нерешительности, не знал, что ответить.
Просто ложки и тарелки купить?
Да, Урод убедительно посмотрел. Денег я дам и на дорогу, и на покупку.
Он сказал, что мы можем подумать пару дней, приготовиться, записал адрес в городе, где он остановился, проводил нас до автобуса. Всю обратную дорогу мы обсуждали его слова.