Напоследок хочу сказать, что главы этой книги называются песнями не только в дань моей любви к музыке: каждой истории соответствует настоящая песня, которую я исполняю на своих концертах. Найти мои песни и послушать их, перейдя по ссылке, вы можете в последнем разделе книги.
С любовью, ваша ПерукуаПеснь боли
And even in my painI open to this vulnerabilityOpen vulnerablyИ даже в своей болиЯ открыта для уязвимости,Уязвима, но открыта.
Мы привыкли, что боль наш главный враг, и придумали миллион способов убежать от нее: алкоголь, наркотики, нездоровые отношения с едой, спорт до изнеможения. Я с ними хорошо знакома, потому что тоже долгие годы заглушала свою боль, говоря себе: «Да, мне больно, но я никому этого не покажу ведь я хочу быть сильной». Лишь со временем я осознала, что отрицание боли не дает мне никакой силы. Оно лишь блокирует какую-то очень важную часть меня, без которой все, что мне остается это медленно, день за днем разрушаться, отдаляясь от жизни, в которой я счастлива, любима и люблю.
Нам страшно смотреть на свои травмы и страшно представить, что кто-то может до них дотронуться но это необходимая плата за исцеление.
Поэтому свою первую песню я посвящаю боли как главному своему учителю и как самому сильному чувству, которое честнее всего показало мне, кто я есть.
Здравствуй, боль
Впервые я столкнулась с болью в три года, когда мой отец пропал без вести.
Он был капитаном рыболовецкой шхуны, опытным и бесстрашным. Каждый сезон папа выходил в море, охотился на акул и привозил домой истории о своих приключениях. Но однажды исчез.
Бушующее море, изношенное судно, неудачное стечение обстоятельств. Его искали пять дней. Пока вертолеты кружили над морем, вся деревня следила за поисками люди говорили: «Такого никогда не случалось! Лодка просто не могла исчезнуть бесследно» Пять долгих мучительных дней мы ждали и надеялись, что он вернется, пока не услышали: «Нам жаль, но мы вынуждены остановить поиски. Его точно больше нет в живых».
Я не помню, что именно чувствовала в тот день, но позже не раз видела его во сне в лодке, посреди беспощадных волн: он словно прощался со мной, а я ничего не могла сказать ему в ответ. Я ничего не могла.
Между тем я отчетливо помню, что происходило с мамой.
Она осталась одна, с четырьмя маленькими детьми, без денег на существование, без возможности полноценно работать. Ее главной задачей стало выживание а все переживания о случившемся она похоронила глубоко внутри.
Через три года после смерти папы мама вышла замуж второй раз за успешного английского хирурга. Он был очень строг и с ней, и с нами, срывался без причин, проявлял жестокость, но финансово обеспечивал нашу семью. О большем мама не могла и мечтать. Она делала вид, что ничего не произошло обманывала саму же себя и так и не смогла понять, почему не становится легче.
Сейчас я знаю: отрезая себя от боли, мы не становимся сильнее мы лишь становимся менее живыми. Нечувствительными к себе, неспособными услышать голос своего сердца и довериться тому, что называют интуицией. Вместе с болью мы блокируем и все остальные чувства, лишая себя радости, удовольствия, глубины ощущений и возможности любить. Тогда остается только опираться на разум и свои представления о том, как все должно было быть, если бы жизнь не свернула «не туда».
Именно этот путь выбрала моя мама путь побега от реальности, на котором другие люди перестают существовать, даже самые близкие. Вот и она убегая от себя, не замечала, что происходит со мной.
Я же тем временем оказалась в собственном аду.
Как я повзрослела в восемь лет
По наследству мне досталось генетическое заболевание костей: мои бедра были развернуты вовнутрь, а вместе с ними колени и ступни. Из-за этого при ходьбе таз сильно раскачивался из стороны в сторону, и если в моем детстве мама списывала это на неуверенность первых шагов, то к шести годам стало очевидно что-то не так, и это серьезно.
В школе меня дразнили: сверстникам казалось, что я виляю бедрами, потому что стараюсь понравиться мальчикам. Я не могла бегать, и в спортивных играх никто не хотел видеть меня в своей команде на разборе игроков меня всегда выбирали последней: знаете, когда все остальные смотрят на тебя с жалостью, потому что ты никому не нужен.
Когда мне было восемь лет, мама все-таки отвела меня на консультацию к опытному хирургу. Он сказал:
Этот случай один из самых тяжелых, что я видел. Вам срочно нужна операция. У нас есть новый, экспериментальный метод с ним восстановление займет всего три месяца вместо обычных двенадцати. Правда, нам придется серьезно прооперировать обе ноги: распилить кости между коленями и бедрами и вернуть их в естественное положение
Никто не понимал, сработает это или нет, но это была наша последняя надежда. Казалось, будто все, что угодно, лучше, чем остаться инвалидом.
Через месяц меня прооперировали. Когда я очнулась, во мне было столько обезболивающих, что я не чувствовала свое тело я успела лишь вглянуть на свои ноги, скованные гипсом, и снова отключилась. Когда я окончательно пришла в себя, то поняла, что прикована к постели, и все, что я могу это лежать и смотреть в потолок.
Безвкусная еда на завтрак, обед и ужин, белый потолок палаты и кнопка вызова медсестры вот что стало моей реальностью. Больше ничего не происходило, и я думала: «Я останусь здесь навсегда».
Мама не могла быть рядом. К тому моменту она решилась уйти от своего мужа, но у него были другие планы. Он бил ее и запугивал, угрожал смертью. Однажды он даже перерезал тормозные колодки в ее машине, чтобы спровоцировать аварию которая, слава богу, не случилась. В конечном счете маме удалось привлечь полицию и добиться запрета на приближение, но за пределами дома он все же мог причинить ей вред. Почти на год стены дома стали ее тюрьмой.
Я думала: «Как это несправедливо! Почему я, почему моя мама?» Я остро ощущала не только свою боль, но и ее. Мне, восьмилетнему ребенку, казалось, что это я должна ее спасти, утешить, укрыть от тех страданий, которые разрывали ей сердце. Я думала: «Мне нужно быть храброй для себя и мамы. Сейчас важно потерпеть, Перукуа».
Оглушенная болью и предательством, мама становилась все более холодной и далекой. А я не могла на нее опереться так что мне пришлось стать взрослой для себя самой.
Избегание, борьба, любовь
Через месяц стало понятно, что в больнице мне больше делать нечего, и меня отправили в реабилитационный центр. Помню, как должна была прийти медсестра, чтобы помочь мне освоиться, но так и не пришла. Оказалось, в тот день медсестры, как и весь мир, смотрели трансляцию свадьбы леди Дианы и принца Чарльза. Похоже, это было важнее, чем я.
Уже тогда я поняла, что рассчитывать на кого-то кроме себя я не могу. Мне казалось, что Бог меня оставил, когда вдруг я обратила внимание на тех, кто лежит рядом со мной. Это были дети-инвалиды, которые уже потеряли надежду стать «нормальными», потому что их болезни, в отличие от моей, были необратимыми. Я видела на их лицах обреченность, смешанную с гневом на несправедливый мир, который так жестоко с ними обошелся.
Они смотрели на меня, и их взгляды словно кричали: «Убирайся! Мы не хотим тебя видеть, ты будешь ходить, а мы уже никогда!» Мне нечего было ответить. Как я могла страдать, когда у меня был шанс, а у них нет? Как могла я говорить, что мне одиноко, когда родители этих детей отказались от них, навсегда оставили их в этих белых стенах?
Я решила, что пока кому-то больнее, чем мне, я не имею права жаловаться. Главной моей целью стало не чувствовать боль и бесконечную пустоту внутри. Так что я выбрала помогать другим, но не помогать себе.