У тебя студенческий кредит и куча долгов, родительским тоном припоминает она, поднимая указательный палец.
Не напоминай.
Однако она права. И я никогда из этого не выберусь.
Ее рот изгибается в безрадостной полуулыбке. Я опустошаю чашку с нарисованной на ней зеленой чашкой и надписью «Кофейня». Какой идиот называет кофейню «Кофейней», это все равно что назвать собаку Собакой, верно?
А если чисто гипотетически предположить, что ничего не выйдет? спрашивает Мелани немного погодя и заправляет рыжую прядь за ухо. «Гипотетически» ее любимое словечко.
Значит, опять же гипотетически, я специально использую это слово, чтобы поддразнить ее, и Мелани морщится, придется искать другую рекламу.
Я имею в виду не с рекламой, а вообще
Откидываюсь на спинку стула, с силой выдыхаю и скрещиваю руки на груди. Смотрю на белые, в зеленую клетку салфетки трудно подыскать более неподходящие для места, где продают кофе. Чтобы занять руки, беру одну из салфеток и раскладываю, а потом складываю, но по-другому глупая привычка, которая на время дарит иллюзию, что перемена мест слагаемых приведет к другому результату.
Значит, придется придумать план Б. Я пожимаю плечами и откидываю салфетку.
Такими темпами не добраться бы до плана Я.
Да ладно. Прошло всего я запинаюсь, мысленно считая, полгода, как я ушла из колледжа
Уже шесть месяцев, как я бросила юридический колледж, за обучение в котором платят родители, а я так и не осмелилась сказать им. Вместо занятий и лекций я посвящаю свободное от работы время прослушиваниям и кастингам. Хотя нет, скорее очередям. Бесконечным, душным, напряженным очередям. Два, три, четыре, а может, и пять часов я вымениваю на пять минут и возможность показать себя под пристальным взглядом нескольких пар глаз. Три часа в очереди и пять минут славы. Где же здесь справедливый обмен? Его нет! Но, когда я добьюсь желаемого, мне будет все равно, как я это сделала.
Как говорил Альберт Эйнштейн, чтобы выиграть, нужно играть, заявляет Мелани.
Я хмыкаю. Она любит не только вворачивать умные словечки, но и цитировать известных людей, особенно ей нравятся фразочки Эйнштейна и Платона.
Ты же знаешь, я верю, что усердная работа поможет добиться чего угодно продолжает она, но я отвожу взгляд, будто разрезаю телефонный провод между нами, и она замолкает.
Знаешь, я хотела тебе кое-что сказать признается она, не осмеливаясь поднять глаза.
О, смотри! восклицаю я, тыча пальцем в телик.
Она лениво оборачивается. По телевизору, висящему над барной стойкой, мелькают кадры из рекламы хлопьев с моим участием. Не обольщайся, ролик длится всего полминуты, и тебя в нем показывают пятнадцать секунд. Но зато крупным планом! Я мысленно показываю язык вечно спорящему внутреннему голосу.
Звука не слышно, но эта прилипчивая мелодия часто играет у меня в голове, да и слова я прекрасно помню: «Скажите да хлопьям Гиннес и нет лишним килограммам». Улыбка. Поворот головы.
Это ли не знак? усмехаюсь я.
Удивительно. Ты так часто пробуешься на рекламу того, что призвано помочь похудеть, но ничего из этого не помогает
Пеони, раздается вдруг голос, попадая в губы немого клоуна в следующей рекламе.
Мы с Мелани, как сурикаты из программы National Geographic[8], резко поворачиваем головы, почуяв опасность. Мой коллега Кевин указывает на соседний столик, где в лучах солнца скучают две пустые чашки.
Ты менеджер, а не посудомойка. Почему он заставляет тебя мыть посуду? спрашивает Мелани шепотом, наклонившись ко мне.
Потому что это мои прямые обязанности!
Еще один минус в мою карму. Обычно я не вру подруге, но сказать, что меня взяли уборщицей-посудомойкой, я не смогла. Будь Мелани страшненькой неудачницей, мои поражения были бы не столь болезненны, верно? Пожалуй, да. А вот признаваться в собственной несостоятельности стройной рыжеволосой красотке, нашедшей призвание с первой попытки, невероятно трудно. Да, я люблю Мел всем сердцем, однако иногда ненароком закрадывается удушающая мысль: каков срок годности неравной дружбы и когда Мелани поймет, что я недостаточно хороша для нее? Я пытаюсь отсрочить эту дату и считаю, что если небольшая ложь сделает пребывание здесь менее болезненным для моего самоуважения, то так тому и быть.
Не переживай, мы решим этот вопрос самым цивилизованным способом из возможных, заявляю я, бросая недовольный взгляд на Кевина, а потом уже тише продолжаю: А если нет, то придется отравить его кофе.
Шутка не вызывает улыбки.
Что ж, я пойду. Не буду мешать.
Созвонимся вечером.
Я встаю, стряхивая с себя невидимые пылинки.
И помни, я буду любить тебя даже без «Оскара». Она берет меня за руку и притягивает к себе, заключая в объятия. Вот бы она не уходила! Хочешь, чтобы она лицезрела, как ты таскаешь грязную посуду?
Отстранившись, я киваю и не без усилий растягиваю рот в улыбке. Мелани берет рюкзак со спинки стула и выходит из кофейни. Провожаю ее взглядом и, убедившись, что она ушла, надеваю передник с чашкой на груди и надписью «Кофейня», хватаю наши пустые чашки и подхожу к соседнему столику за двумя другими.
Вот уж спасибо, бурчу я, с грохотом ставя чашки на столешницу барной стойки.
Кевин мой единственный нелюдимый коллега, бариста и гей. Самая большая заноза в моей далеко не тощей заднице. Наши отношения довольно напряженные: не скажу, что хочу убить его, просто не хочу видеть его среди живых.
Он поднимает на меня непонимающий взгляд, будто не знает, чем я недовольна.
Слушай, Кевин
Я Крег.
Я знаю, в конце концов, мы работаем вместе полгода. Но мне нравится его бесить. В свое оправдание скажу, что он тоже не святой. Я искренне верю, что у него есть занудное альтер эго, которое любит сообщать никому не интересные мысли и факты и раздражать своим присутствием, а так как он раздражает меня бо́льшую часть дня, то я бо́льшую часть дня зову его Кевином.
Слушай, Крег, поправляюсь я, не надо дергать меня, как собачку, когда сюда приходят мои друзья.
Вообще-то, с друзьями у меня напряженка. Но мне хватает и Мелани, ведь она настоящий друг.
Прости, говорит он, наклоняя голову набок, но разве это не твоя работа?
Надолго я здесь не задержусь, так что необязательно кричать на весь квартал, что я посудомойка. Может, объявление на двери повесишь?
Его лицо искажается. Он задумывается, темные глаза без зрачков, смотрящие из-под нависших век, не выдают его мыслей, и это бесит, словно говоришь со стеной.
Как скажешь, наконец произносит он «иди-на-фиг»-тоном.
Я открываю рот, готовая спорить до последнего, но тут же закрываю его. Взгляд останавливается на грязных чашках.
Почему нельзя наливать кофе в одноразовые стаканчики? бурчу я себе под нос.
Ты хоть представляешь, насколько они губительны для окружающей среды?
А ты что, Гринпис? подкалываю его я. Да и разве они сделаны не из картона?
Он усмехается:
Попробуй как-нибудь свернуть лист картона и налить в него горячую воду. Тебя ждет множество чудесных открытий.
Я уже начинаю думать, что все в этом мире искусственное и пластиковое
Неожиданно мудрая мысль. Но на твоем месте я не озвучивал бы настолько революционные идеи, так и работы лишиться можно.
Да что ты говоришь, мистер Умный Умник?
К тому же если все чашки заменят на одноразовые стаканы, что же ты тогда будешь мыть?
Вопрос повисает в воздухе.
К счастью, выдыхает Кевин, Джон кое-что понимает в заботе об экологии и из двух зол выбирает меньшее: ты явно разложишься быстрее, чем одноразовый стаканчик.
Разложишься быстрее стаканчика. Ты разложишься быстрее. Разложишься
К слову, Джон хозяин кофейни. Он похож на Джорджа Мартина, но не стар, у него нет бороды и живота, просто появляется с такой же периодичностью, как и новые части «Игры престолов»[9].