Задумчиво постучав ногой по земле, она закатила глаза, поражаясь собственной недогадливости. Затем сняла с левой ноги сандалию с кожаной подошвой и провела ею по решетке звук получился вполне удовлетворительный.
Стража! вновь позвала она, на этот раз подкрепляя крик ударами кожаной подошвы по решетке.
За ее спиной послышались недовольные голоса, но она лишь повысила голос.
В конце концов от стены, через две двери, отделилась тень, и к пленнице с важным видом подошла, явно не торопясь, женщина в форме стражника. Ксиала сильнее стукнула сандалией по решетке, пытаясь заставить стражницу идти быстрее. В тусклом свете показалось лицо охранницы: от раздражения ее глаза стали маленькими, а рот и того меньше. Вот она, сердито зарычав, оказалась в пределах досягаемости и ее рука, рванувшись вперед, как змея, вырвала сандалию из руки Ксиалы.
Что, по-твоему, ты делаешь?
Привлекаю твое внимание, вздернула подбородок Ксиала. Я готова выйти.
Стражница усмехнулась:
Ты никуда не пойдешь.
Ксиала нахмурилась:
Что ты имеешь в виду? Я протрезвела и потому не доставлю никому проблем. Ты можешь выпустить меня.
Уродливая ухмылка растянула рот охранницы.
Ты здесь до тех пор, пока тупиле не решат твою судьбу.
Мою судьбу? в голосе Ксиалы проскользнуло беспокойство. Ее воспоминания о прошедшей ночи были в лучшем случае туманны. Она предполагала, что ее подобрали на улице и бросили сюда отсыпаться после пьянки. Конечно, гордиться тут было нечем, но это было не в первый раз и, вполне возможно, не в последний. Но эта стражница намекала, что произошло что-то еще, что-то кроме публичного распития напитков и неудачно нанесенного удара. Может, Пек донес на нее? Она заглушила растущее беспокойство.
Ты должна меня выпустить! заявила она, решив, что сейчас самое время для бравады. Меня ждет корабль.
Стражница разразилась лающим смехом.
Корабль? Ты что, моряк? Нет, нет, капитан! Подожди, сам торговый правитель! Один из Дома Семи. Она громко расхохоталась.
Ксиала вспыхнула. Пусть это и звучало нелепо, но правда часто бывает нелепой.
Капитан. Она постаралась, чтоб голос звучал безразлично. И, если я не появлюсь в порту для выхода в море, мой господин будет раздосадован. И ты раскаешься в этом!
Я думаю, я просто извинюсь. А до этого зажав обувь Ксиалы под мышкой, она направилась прочь.
Эй, рявкнула та, верни мне мою сандалию!
Верну, когда тупиле придут, обронила охранница через плечо. И смотри, потише там, или тебе заткнут рот силой.
Ксиала наблюдала за ней, пока та не растаяла в сумерках. Утренний холод пробирал до костей, но заметила она это только сейчас. Девушка скорчилась, пытаясь хоть как-то согреться, но это не помогло. Наконец она сдалась и, шаркая ногами, побрела через лабиринт, созданный телами спящих женщин, и только босая нога напоминала сейчас о ее бедах.
Наконец она нашла свободный пятачок у самой стены и уселась на пол, обвив руками колени и опустив голову: ничего не оставалось, кроме как ждать.
* * *
Ждать пришлось недолго.
Примерно через час за пределами камеры послышался какой-то шум и движение, и Ксиала подняла голову. Несколько спавших до этого женщин проснулись и заинтересованно направились к зарешеченной двери, намереваясь выяснить, что происходит. Что бы они там ни увидели, но это заставило их резко вернуться назад и рухнуть на пол, изображая, что они по-прежнему спят, наверняка для того, чтобы скрыться от приближающегося. Ксиала же, напротив, вытянула шею, совершенно этого не опасаясь. Единственное, чего она боялась, это не вернуться на корабль.
В поле зрения показался мужчина: средних лет, плотный и крепкий, черная окладистая борода обрамляла лицо с тяжелым подбородком и суровыми глазами, а пояс на незнакомце выдавал в нем тупиле, тюремного офицера. Желудок Ксиалы сжался пришедший мало походил на милосердного человека.
Потом в поле зрения появился еще один человек. Статный мужчина, высокий, хорошо сложенный не такой худой, как беззубая пленница, и не такой толстый, как тупиле. В черных длинных волосах, уложенных в высокий пучок, какой носит знать, виднелись седые пряди, а из одежды на нем была длинная, до колен, набедренная повязка и наброшенная на одно плечо и демонстрировавшая мускулистое и ухоженное тело накидка. На грубой ткани не было ни вышивки, ни украшений в противовес нынешней моде. Это могло бы говорить о скромности и благочестии, но воротник из нефрита, драгоценности, сверкавшие в ушах и на запястьях, выдавали его тщеславие. Даже в этой отвратительной тюрьме он словно светился изнутри, излучая обаяние и уверенность. И, разумеется, богатство.
Наверняка торговый правитель, скорее всего, дитя знатного класса и, вполне возможно, один из Дома Семи.
Ксиала принципиально ненавидела таких.
Словно почувствовав ее внимание и ненависть, господин оборвал на полуслове тихий разговор с тупиле, встретился взглядом с пленницей и улыбнулся усмешкой змеи, сладкой для того, кто не знает, что за нею прячутся острые клыки и яд.
Это она, торговый правитель кивнул в ее сторону.
В глубине души Ксиале хотелось спрятаться, стать незаметной, но еще сильней ей хотелось вырваться на свободу. И сделать это можно было с помощью этого господина.
Девушка выпрямилась, старательно отряхивая тюремную грязь с одежды и изо всех сил делая вид, что ей не место в темнице.
Тупиле нахмурился, одарив Ксиалу резким вглядом, и вновь повернулся к мужчине:
Обвинения слишком серьезны, господин Балам. В низком голосе звучало беспокойство. Я не могу закрыть глаза на то, что она сделала. В конце концов, наши законы одинаковы для всех: и знатных, и простых людей.
Разумеется, ответил господин Балам. И ты просто делаешь свою работу, но, возможно, я могу как-то сгладить ситуацию, и он положил что-то в руку тупиле. Что-то, что Ксиала не разглядела, но сам мужчина поспешно зажал в кулаке.
Балам обратил весь блеск своего сияющего взора на тупиле:
Я понимаю ваше замешательство, молвил он, крепко сжимая ладони мужчины. И она понесет наказание. Но она уже находится в услужении у меня, а потому не может быть обращена в рабство по приговору.
За то, что она сделала, не отдают в рабство, господин, выплюнул тупиле. Это тяжкое преступление.
Ксиала подавилась. Мать Вода! Она ведь совсем не хотела убить Пека, сталкивая его в воду! Не ее вина, что он не умеет плавать.
Пьянство, продолжил тупиле. Публичное распутство. Проникновение в чужой дом без разрешения. Обвинение в прелюбодеянии с жен
О нет. Дело не в Пеке. Совсем не в Пеке.
Память начала возвращаться к ней. Воспоминания о прибытии в шумную кантину были вполне четкими. Она даже вспомнила свой первый стакан с выпивкой. И второй, с анисовым привкусом на языке.
А еще там была женщина.
Черные волосы с цветком.
Уипил, обнажавший плечи.
Они вместе смеялись, и танцевали, и Все семь преисподен! Теперь она вспомнила. Они пришли в дом этой женщины, и все шло очень хорошо, пока не заявился ее муж. Ксиала смутно помнила, как врезала ему по лицу, что, кстати, объясняло, откуда взялись ссадины на руке, но сделала она это лишь потому, что он орал и не пускал ее к двери. Все остальное было в тумане. Должно быть, он приказал ее арестовать, и вот теперь она в темнице. И ей грозит смертная казнь.
Ей, пожалуй, стоило бы бояться тупиле и законов и неправедного суда, но страха не было. Она знала, как это делается в Кьюколе. Какой-то господин проявил к ней интерес, так что ее вытащат из темницы. Но зачем? Богатеи обычно не проявляют интереса к таким, как она, если им, конечно, что-нибудь не нужно.
Мужчины наконец договорились, тупиле приказал открыть дверь, и Ксиалу вывели наружу.