Новенький «Икарус», недавно прошедший техосмотр, ровно гудел, поглощая метры черного асфальта. Николаю нравилась эта мощная машина, и он был очень рад, когда недавно получил ее.
На конечной остановке в автобус вошло человек двадцать пять‑тридцать. Зашипели двери, автобус легко двинулся с места. «Две тонны груза, – подсчитал Николай, переводя людей в килограммы, – а ничего, прет, как танк, словно порожняком идет. Вот это машина!»
У ГПЗ вошло еще два человека – и снова метры черного асфальта полетели из‑под колес шестьсот второго. После поворота, на улице Плещеева, народ стал выходить сразу по пять, по шесть человек на каждой остановке. И вот наконец в салоне осталось восемь человек.
Так как именно они являются главными героями этой повести, то им следует уделить особое внимание.
Справа, на заднем сидении, спал мужчина лет сорока в длинном поношенном плаще, с багровым лицом закоренелого пьяницы; сейчас он, похоже, был под приличным градусом. Перед ним возвышалась спина атлетически сложенного мужчины в спортивной куртке с надписью «адидас». Он громко сопел и отчаянно зевал. Чуть впереди, с левой стороны, примостился маленький сухонький человечек неопределенного возраста. В больших очках, с прилизанными волосами и с внушительным портфелем на коленях, он производил довольно странное впечатление. На переднем сидении две девушки‑студентки беззаботно болтали, полностью отключившись от забот внешнего мира. За ними расположился интеллигентного вида гражданин с газетой в руках. На вид ему можно было дать не больше тридцати пяти лет. Пожилая женщина, сидевшая спиной к водителю, ехала из Сокольников, держа на коленях большую хозяйственную сумку. Женщина была одета в легкое пальто мышиного цвета и синий шерстяной платок. На самом переднем сидении, сразу за кабиной водителя, сидел невысокий мужчина средних лет с небольшим чемоданчиком на коленях и клевал носом. Это был столяр Климов.
Итак, в автобусе осталось восемь пассажиров плюс водитель.
Перед самым поворотом на улицу Пришвина здоровяк в адидасовской куртке взглянул на часы, затем приложил их к уху, постучал пальцем по стеклу, плюнул от досады и, чуть повернув голову, обратился к соседу сзади:
– Слышь, командир, сколько на твоих золотых?
Багроволицый гражданин промычал что‑то сквозь сон, но глаз не открыл.
Автобус шел уже по улице Пришвина.
– Ба, да ты, кажется, готов! – усмехнулся здоровяк в куртке, поворачиваясь всем корпусом к соседу. Тот опять промычал что‑то нечленораздельное и удобней устроился на сидении.
– А‑а… – махнул на него рукой здоровяк.
– Пьян, как свинья, – ехидно хихикнул сосед слева, блеснув очками. – Кстати, сейчас двадцать три десять.
– Благодарствую, – ответил здоровяк басом, не удостоив собеседника взглядом.
В этот момент свет в салоне погас, в воздухе запахло болотом и поганками. Автобус заметно тряхнуло.
– Что это? – испуганно прошептал гражданин в очках и, вытянув тонкую шею, завертел головой.
Свет снова зажегся. Все было по‑прежнему, только здоровяк в адидасовской куртке недоуменно тер ладонью правую щеку.
– Вроде как веткой по щеке хлестнуло, – проговорил он, ни к кому в особенности не обращаясь. – И здорово задело.
– Может быть… э‑э… комар, – осторожно предположил гражданин в очках.
Здоровяк смерил своего соседа оценивающим взглядом.
– Сам ты… – процедил он сквозь зубы и отвернулся.
Гражданин в очках обиженно поджал губы.
– Ну, знаете ли, это грубо. Я, знаете ли, не давал повода…
– Умри…
– Почему так темно? – внезапно воскликнула пожилая женщина, ехавшая из Сокольников.