От мыслей, иссушающих безысходностью, во рту появилась горечь, и я пошла на кухню за водой. На столе меня ждали давно остывший чай и печенье с джемом.
Джем! В голове зашумело. Я собиралась достать папе упаковку. И ведь были в кладовке, почему не достала?
Железные тиски приближающейся истерики сдавили голову. В висках застучало. Отчего-то вспомнились слова папы:
Только идиот поверит обещаниям властей. Если говорят, что не снимут обеспечение, то всё будет в точности до наоборот.
Он, как всегда, прав. Если будет работать на комбинате неотлучно, на полном довольствии, то какой смысл продолжать выдавать обеспечение семье? Продуктовый набор либо сильно сократят, либо отменят вовсе.
Тяжкие мысли не радовали. Давясь горечью и болью, я налила в стакан воды, сделала глоток И тут меня прорвало. Слёзы потекли сами собой. Я пыталась справиться с нарастающей паникой, задвинуть подальше обуявшую меня истерику, но отчаяние взяло верх. Опустившись на стул, разревелась и, задыхаясь от рыдания, отчётливо услышала в голове папин голос:
Они знают о нас всё. Даже сейчас следят за нами. Успокойся!
Воспоминания подействовали как отрезвляющая пощёчина. Легче не стало, но плакать расхотелось. Я наскоро вытерла лицо, сделав глубокий вдох, медленно выдохнула и посмотрела на мерцающий браслет. Он ярко мерцал бело-голубыми искорками. Набрав побольше воздуха в грудь, я медленно выдохнула.
«Папа прав! Надо взять себя в руки. Этой истерикой и беспомощной злобой на обстоятельства я делаю хуже не только себе, но и ему. Маме».
Ополоснув лицо, допила воду, сунула в рот галетное печенье и пошла в комнату. По видеостене опять рассказывали про диоксиновое облако, стремительно приближающееся к городу. Взяв с кресла плед, я забралась с ногами на диван, укуталась с головой и положила голову на мягкий подлокотник
Комната погрузилась во мрак. То тут, то там появлялись яркие всполохи. Пугая, они выхватывали очертания теней, мечущихся по стенам. Потолок нависал над головой, давил, спуская с невесть откуда взявшихся балок липкую паутину. Влажная горячая духота не давала вздохнуть. Отовсюду слышались зловещие шорохи.
На лестнице скрипнули половицы. Кто-то ступал аккуратно, стараясь не шуметь. И свист Тихий свист, как обычно это делал папа, а до него дед: «Не кочегары мы не плотники» Но это не папа. Это не может быть он. Я точно знаю.
Свист прекратился. И вот уже над головой чьё-то прерывистое дыхание. Костлявые руки-клешни потянулись к моей шее. Острый коготь оцарапал щеку, и я ощутила, как горячая струйка крови побежала за ворот рубашки. Тонкие пальцы сжали горло и принялись душить. Я захрипела, вцепилась в руку, пыталась оторвать её от себя.
Моё лицо обдало зловонным дыханием, и кто-то невероятно сильный поднял меня с дивана и швырнул в угол. Острая боль пронзила тело. Хотела закричать, но с губ сорвался лишь хрип. Мне бы подняться, да только не чувствую ни рук, ни ног, ни спины. Я словно превратилась в комок ваты.
Попыталась оглядеться. Похоже на тоннель. Холодный, тёмный, склизкий. Я лежу на дороге, стены далеко, а надо мной нависает потолок. Странные глаза смотрят сверху. Огромные. Тусклые. Похожи на лампы. Может это они и есть?
Мне надо бы опереться, а ещё лучше встать. Цепляясь за острые камни, разбросанные повсюду, подползла к стене, прижалась спиной к холодному бетону и ощутила, как саднят оцарапанные ладони.
Под чьими-то ногами отскочил в сторону и покатился камень. Эхо разнесло под сводами удаляющиеся звуки. Стук. Стук. Стук В тоннеле есть кто-то ещё. Тот, кто швырнул меня сюда.
Попыталась заглянуть во мглу, но всё, что увидела, это тусклый поток света, падающий откуда-то сверху. Глаза-лампы куда-то исчезли. Мелькнула тень и вот передо мной огромное мохнатое чудище с длинными руками. Стоит, смотрит. Глазницы сверкают красным. Тяжёлое дыхание срывается на утробный рык. Шаг. Другой. От страха я не могу пошевелиться. Понимаю, надо бежать, спасаться, пока ещё можно. Но в голове зловещий шёпот:
«Тебе не скрыться от меня! Я тебя вижу!»
Чудище тянет ко мне лапы. Вот-вот схватит за горло и тогда мне не выбраться
Рита! Ты спишь? Помоги, пожалуйста.
Голос мамы, как спасательный круг подхватил меня и с силой выдернул из приснившегося кошмара. Я подскочила на диване и затрясла головой. Липки пот тонкой струйкой побежал по лицу.
Я тебя разбудила? Прости, дорогая, думала ты уже проснулась, но всё ещё лежишь.
Нет, мам.
В окно светило солнце. Уже утро? Значит, видение мучило меня всю ночь. Мерзкое чудище терзало разум до рассвета.
Я с вечера прилегла и не заметила, как уснула. Так и спала тут.
Главное, что спала. Мне вот и присесть некогда было.
Тяжёлая ночь?
Да-а-а мама смутилась и почему-то отвернулась. Запиши в амбарную книгу продукты.
Я собралась с силами, поднялась и пошла к двери биопропускника. На банкетке у входа стояли два больших герметично закрытых пакета. В таких маме выдавали дополнительный паёк.
Почему тебе в госпитале дают продукты? спросила я, когда она первый раз принесла пакет. У вас же там не магазин.
За вредность выдали, отшутилась она.
Помню, я всегда смеялась, когда слышала эту фразу и переспрашивала:
Это за то, что ты вредничала или твои пациенты?
За вредность начальника госпиталя, смеялась мама.
Тогда это казалось забавным, а теперь настораживало.
Ты же только что получила доппаёк. Следующий через две недели. Откуда такая щедрость у твоего начальства?
Я с удивлением и непониманием смотрела на маму и ждала ответа. А она задвинула контейнер с защитной одеждой на полку, подхватила один пакет и пошла на кухню:
Идём!
Мне ничего не оставалось, как взять второй и последовать за ней.
Когда вошла, мама уже вскрыла упаковку. Я открыла второй пакет. В нём лежали редкие для обычных продуктовых наборов белковые деликатесы: птица в желе, сушёное мясо, яичный порошок, протеиновые батончики.
Не понимаю, выставляя на стол банки, коробки и вакуумные контейнеры, недоумевала я. Такое чувство, что тут минимум два, а то и три набора, причём праздничных. Неужели ваше руководство оценило, какую важную работу делают врачи в это непростое время?
Если бы! мама отставила в сторону четыре банки с овощами, положила поверх пять коробок с крупами и достала из ящика амбарную книгу. Думаю, эти щедроты только на первый взгляд выглядят как благодарность врачам. Скорее, это связано с закрытием острова.
О чём ты говоришь? В новостях ничего не сообщали, нерадостные вести меня испугали, в голову тут же полезли мысли одна страшнее другой.
Военные перекрыли мост. Поставили технику, автоматчиков. Теперь никто не сможет ни уехать с острова, ни попасть на него из города
Мама запнулась на полуслове. Она словно обдумывала, говорить, что было дальше или нет. А потом посмотрела на меня, отвернулась и заговорила очень тихо:
Один из врачей сегодня не вышел на смену. Мы ждали А потом его имя прозвучало в списках погибших. Ходят слухи, что он пытался прорваться в город. У него там семья. А его застрелили.
Это ужасно! выдавила из себя я и почувствовала, как меня начало трясти.
В голове никак не укладывалось столь зверское отношение.
Да. Ужасно. И я надеюсь, очень надеюсь, что это все плохие новости на сегодня, мама улыбнулась, но получилось неестественно.
Мне показалось, глубоко внутри она ждала, что я могу что-то такое ей сказать. Мне не хотелось её огорчать, но я должна была
Нет, мама. Это не всё плохие новости.
Я украдкой взглянула на неё она выглядела растерянной.
Рита, не пугай меня
Мысли крутились в голове. Чувствуя, что молчать нельзя, я набрала побольше воздуха в грудь и выдохнула:
Вчера вечером папа уехал на комбинат. Сказал, будет на сутки приезжать домой раз в две недели. Начальство распорядилось, чтобы он находился на рабочем месте неотлучно.