Загорский разглядел за нечистым дверным стеклом вагона бледную физиономию проводника и нетерпеливо стукнул в дверь. Но тот повел себя странно: отчаянно замахал руками, а потом и вовсе отвернулся.
Прошло еще несколько минут, и на перроне появился милиционер. Он решительным шагом направился к третьему вагону и, оттеснив Нестора Васильевича, вошел внутрь ему проводник, само собой, не посмел препятствовать, и дверь тут же снова захлопнулась перед носом Загорского.
Спустя еще пару минут явились санитары с носилками, сопровождаемые сухоньким пожилым доктором в слабых очочках. Медиков тоже беспрекословно пустили в поезд, а Загорскому ничего не оставалось, кроме как проводить их мрачным взором.
Ох, дружище, чует мое сердце, не к добру это все, сказал Загорский, забыв, кажется, что верного его Ганцзалина не было рядом: несмотря на упорное сопротивление, он был оставлен дома на хозяйстве.
Спустя пять минут двери снова открылись, и из них вынырнули санитары с носилками. Тело на носилках было прикрыто простыней, но при взгляде на него у Загорского дрогнуло сердце слишком часто он видел этот силуэт рядом с собой, чтобы сейчас ошибиться.
Нестор Васильевич решительно встал на дороге у санитаров, не говоря ни слова, откинул простыню. Синюшные губы, мраморная кожа, трагический изгиб рта Лицо Загорского сделалось почти таким же белым, как у покойницы.
Товарищ, сказал санитар нетерпеливо, пустите пройти.
Что с ней? спросил Загорский у старенького доктора, замыкавшего скорбную процессию.
Остановка сердца, отвечал тот, вопросительно глядя на незнакомца, как бы спрашивая: а вам-то что за дело, милостивый государь?
Причина? отрывисто сказал Нестор Васильевич, продолжая изучать почти забытое, но такое все еще родное лицо Светланы.
Доктор пожал плечами: вскрытие покажет. Санитары молча обошли Загорского и понесли свою печальную ношу в здание вокзала
* * *
А, может, она от сердца умерла?
Ганцзалин сидел в кресле напротив хозяина в их каморке в цокольном этаже, глаза его были печальны. Кажется, с возрастом изменился даже он, думал Загорский, глядя на помощника, сострадание все-таки достучалось и до каменного китайского сердца. Как он сказал: не могла ли умереть от сердца? Разумеется, могла. Более того, она, видимо, и умерла от сердечной недостаточности. Другой вопрос, что стало причиной этой самой недостаточности.
Помощник пожевал губами. Причиной? Ну, например, слабость здоровья.
Загорский покачал головой. Во-первых, балет хорошо тренирует сердечную мышцу, да и тело в общем. Во-вторых, не кажется ли ему странным что за несколько дней до гибели Лисицкая послала ему паническую телеграмму? Вряд ли такое совпадение случайно. Во всяком случае он лично в это не верит.
И кто мог ее убить? Ганцзалин неотрывно смотрел на хозяина.
Нестор Васильевич пожал плечами кто угодно. За годы Гражданской войны стало ясно, что жизнь человеческая в России гроша ломаного не стоит. Убить мог брошенный любовник, грабитель, а скорее всего некий преступник, о котором она не сказала в телеграмме, но который, очевидно, понял, что его раскрыли. Узнав, что Лисицкая собирается обратиться к Загорскому, бандит решил упредить свое разоблачение и убил ее. Не бог весть какая дедукция, к такому выводу пришел бы и гимназист младших классов. А вот дальше начинается конкретика, которая подлежит изучению.
Надо было с проводником поговорить и купе осмотреть, озабоченно заметил китаец.
Загорский поглядел на него с легким раздражением. За кого его держит Ганцзалин? Разумеется, именно это он и сделал в первую голову.
Дождавшись, пока из вагона выйдут пассажиры и, войдя внутрь, Нестор Васильевич завел разговор с проводником. Тот был слегка напуган, но в настроении, тем не менее, пребывал боевом, его рачьи глаза смотрели на импозантного седого господина с некоторым вызовом, как бы говоря: видали мы таких!
Скажите-ка, любезный, кто делил купе с покойной барышней? спросил его Нестор Васильевич.
Проводник ощетинился: а вы кто такой есть, гражданин, что задаете вопросы? Загорский махнул перед ним удостоверением уголовного розыска города Ташкента. Однако ушлый собеседник сразу разглядел, что удостоверение нездешнее.
Эва, сказал, где Ташкент, а где мы!
И Ташкент, и Москва находятся на территории СССР, следственно, удостоверение действительно по всей стране, отвечал Загорский, преодолевая сильное желание ударить строптивца головой о стену. Но тот оказался на редкость жестоковыйным и по-хорошему отвечать на вопросы не захотел. Пришлось сменить тактику.
Нестор Васильевич достал из кармана рубль и показал его проводнику. Тот протянул руку к целковому, но Загорский отвел ее. Сначала, сказал, ответьте на вопросы.
Ответы, впрочем, ситуацию прояснили не слишком. По словам железнодорожника, все билеты в несчастливое купе были выкуплены. Однако внутрь на его глазах зашла только одна дамочка та самая, покойница. То есть тогда еще не покойница, ну, а потом уже, как водится, покойница. То есть не как водится, конечно, это не к тому, что у них каждый день покойники туда и сюда ездят, а просто
Одним словом, перебил его Загорский, в купе вошла известная нам барышня и больше никого там не было?
Почему же не было, кто-то был, возразил проводник. Просто не видел я, кто зашел. Проходил мимо, слышу голоса: мужской и женский.
Загорский сделал стойку. Что за голоса, о чем говорили? Ругались, бранились, ссорились, кричали друг на друга?
Никак нет, отвечал проводник, не ссорились и не бранились, а вроде как даже совсем наоборот гуляли и веселились Изнутри было запершись. Я постучал, конечное дело, спросил, не надо ли чего чаю там или просто кипятку, дамочка отвечала, что все в порядке и не беспокоить. Ну, я и не беспокоил.
Тут Ганцзалин перебил рассказ хозяина и сказал, что, Лисицкая, верно, хорошо знакома была с попутчиком, раз заперлась с ним изнутри и веселилась. Это во-первых.
А во-вторых? спросил Загорский, слегка улыбаясь.
Во-вторых, преступление тщательно готовили. В купе были только Светлана и ее таинственный попутчик, при том, что билеты в нем были выкуплены все. Из этого ясно, что билеты убийца выкупил заранее, чтобы никто ему не помешал.
Логично, кивнул Загорский, я тоже так решил.
Ганцзалин задумался ненадолго.
А все-таки проводник должен был видеть убийцу, наконец сказал он, при входе в поезд.
Но тут Нестор Васильевич с ним не согласился. Как говорят сознательные пролетарии не факт. Во-первых, проводник, впуская в вагон, обычно смотрит не на лицо, а на билет. Во-вторых, убийца мог сделать вид, что опаздывает и на ходу вскочить в другой вагон, скажем, в четвертый, а оттуда уже перейти в третий.
Ганцзалин кивнул мог, конечно, мог. А что показал осмотр купе?
Осмотр купе показал, что мы имеем дело с опытным и хладнокровным преступником, строго отвечал Нестор Васильевич. Судя по всему, ночью Светлана и ее спутник выпивали. Правда, бутылок и стаканов в купе я не обнаружил.
Спиртом пахло? живо спросил Ганцзалин.
Нет, не пахло. Убийца позаботился и об этом: он открыл окно в купе, так что все запахи выветрились. Более того, он тщательно протер все поверхности, на которых могли остаться следы или отпечатки.
Даже пол?
Даже пол. Однако тут Загорский со значением поднял палец вверх, накануне вечером в Ленинграде шел небольшой дождь, на улицах было сыро и грязновато. Вследствие чего убийца оставил-таки след, но не в самом купе, а прямо перед ним, в коридоре.
А откуда хозяин знает, что это его след? Ганцзалин глядел скептически. Из всех пассажиров что один убийца оставил следы?