Когда я вышла из клиники в тот вечер, я остановилась на аллее и почувствовала себя причастной, привязанной ко всем этим больным и немощным, ко всем этим умирающим. Я стояла и смотрела на печальную аллею с фонтаном, такую красивую на этом празднике смерти. Я спросила себя, как проживу эти полгода? Что я буду делать? Путешествовать? Писать картины? Что?.. А потом я пошла домой, поужинала, легла спать. Утром встала и пошла на работу. Я шла и умирала, ехала в автобусе и умирала, писала код и умирала, ела обед и думала зачем? Я смотрела в потолок перед сном и чувствовала какую-то ужасную обиду на весь мир сразу, потому что мне не дали успеть что-то, что-то очень важное, что я должна была сделать, но я я даже не знала, что это. Понимаешь?! Я даже не смогла найти то важное, что мне нужно успеть сделать.
Нет ни смысла, ни выбора ничего. Вообще ничего. И почему-то от этого так больно оттого, что остаётся лишь только продолжать жить свою грёбаную жизнь, продолжать умирать и, главное
это нормально. Это естественно. Люди живут. Люди умирают.
В глазах Ремы читался какой-то ужас, почти отчаяние. На её глазах наворачивались слёзы, и от этого мне было ещё паршивее я не разделяла её чувств, не дорожила ей, не скучала по ней, не хотела бы держать её за руку перед смертью и просить прощения даже за то, чего не было.
Это лечится?
Я покачала головой.
Это, знаешь, это так странно. Я имею ввиду, это чувство, что ты смертельно болен В одно мгновение жизнь делится на до и после, смерть касается своей холодной кистью твоего левого плеча, и после этого вроде как теперь я больше вместе с мёртвыми, нежели с живыми.
Не говори так! Рема, по случаю сидящая слева, потрясла меня за плечо, а потом резко отдёрнула руку. Я усмехнулась:
Ты замёрзла.
Ничего подобного, я Я помогу тебе. Обещаю. Я растерянно бормотала она.
Мои лёгкие перестают выпускать воздух.
Рема молчала.
Ирония судьбы. Больше всего в жизни я боялась умереть от удушья.
Она запустила пальцы в свои волнистые рыжие волосы и закрыла лицо руками.
Я чувствовала себя проклятой. Я чувствовала внутри тьму, скользкую и мерзкую, колючую и непроглядную. Это была смерть, наполнявшая мои лёгкие.
Спасибо, что привела меня сюда, тут очень красиво.
Я сделала это. Я сказала ей. Она услышала, что хотела. И больше я не видела смысла сидеть здесь дальше. Я хотела уходить, но Рема, кажется, уходить не планировала. В её напряженном молчании чувствовалось, как роятся мысли в её голове. Всё ещё продолжая напряженно вглядываться в сумерки, она тихо, но очень серьезно, спросила:
Что бы ты сделала Если бы у тебя была жизнь перед смертью?
Я не знаю. Какая разница.
Мне правда важно это знать. Прошу, Эмилия.
Я пожала плечами.
Ничего обосенного, я бы вставала утром, делала пробежку по городу, готовила бы на завтрак кофе и тосты с яйцом и авокадо, читала книги, ходила в спорт-зал, посещала бы концерты в барах, музеи, картинные галереи Просто веселилась бы. Вот и всё. А потом я бы легла и умерла. Потому что пора.
Рема сложила ладони у губ и отвернулась.
Рема, я положила руку ей на плечо, Ты сделала всё, что могла. Хватит. Ни к чему это всё
Нет, она замотала головой, Нет. Есть кое-что Сколько тебе осталось? Пара месяцев? Или меньше?
Внутри неё что-то происходило. Наконец, она решилась, и сказала это снова, теперь более твёрдо.
Есть ещё кое-что.
Рема посмотрела мне в глаза. Её зрачки расширились в темноте, и ярко-зелёная радужка стала едва заметной.
Правда это не совсем легально.
Я молчала, давая Реме собраться с духом.
Я сейчас, она оглянулась по сторонам и понизила голос, я сейчас работаю кое над чем. Это что-то типа лекарства.
Что-то типа? переспросила я, и у неё на лице появилось то странное выражение, которое появлялось часто на семинарах, когда ей задавали вопросы, ответ на который был слишком сложный, чтобы описать его достаточно просто.
Ну, что-то типа. Это проект, она вновь оглянусь.
Здесь кто-то есть? заволновалась я.
Кто знает, в прочем, скажу кратко. Есть человек, который, возможно, в силах тебе помочь. Да, я знаю, она подняла ладонь, указывая не перебивать её, неизлечима и всё такое. Но, знаешь, всякое бывает.
Всякое бывает протянула я, конечно, ведь я столько лет провела в Научно-Исследовательском Центре в Пустыне и поэтому, мне это не нравится.
Понимаю, мне в какой-то степени тоже, грустно усмехнулась она. Затем выудила из своей сумки белую карточку с большими чёрными буквами RCD BB, и быстро написала на ней «Четверг 18:30 от Р. У.», а на обратной пустой стороне адрес, вот, возьми. Если решишься, приходи. Он будет ждать тебя.
Если решишься на что? Участвовать в очередном нелегальном эксперименте RCD над людьми?
Ну да.
Но ведь Это большой риск для тебя давать мне эту карту
Да, это так.
Я пристально смотрела на Рему, пытаясь разгадать, что у неё на уме на самом деле, но видела лишь тёмный силуэт. Ночная мгла окончательно опустилась на землю. Под ногами текла чёрно-синяя холодная лава узенькой речки, отделявшей Сан-Мирэль от окраины Рейнбурга, граничащей с территорией Центра в Пустыне. Этот парк потому и был заброшенным, хоть и находился, формально, уже в Сан-Мирэль. Эта небольшая граница города умерла засохла, зачахла, как и всё, что прикасается к этой пустыне
Знаешь, я нарушила тишину, ты права. Ведь мне нечего терять. А вдруг, в конце концов, получится?..
Рему мои слова ничуть не удивили.
Вот и я так подумала, грустно подытожила она.
Мы ещё совсем немного посидели, а потом она начала вставать:
Давай пойдём, уже совсем стемнело, мне как-то не по себе. Ты слышала по новостям про нападения в Северо-Западном районе?
Я тоже стала подниматься.
Пару дней назад в новостях появилось сообщение о двух нападениях вампиров на людей. Это был первый случай за последние лет семьдесят или восемьдесят. За это время успели вырасти и состариться люди, которые убеждены, что вампиров не существует. Когда я была маленькой, по телевизору ещё обсуждали вампиров. Может быть, ты тоже успел увидеть какую-нибудь из тех передач, таких бессмысленных и беспощадных, когда сидят два человека, один верит в Бога, но не верит в вампиров, а другой наоборот, в Бога не верит, зато вампиры, очевидно, существуют. Вот поди и разберись, чья позиция абсурднее. Отец говорил, что вампиров не существует, мол, их придумали те, кому было лень честно вести расследования преступлений. А мать говорила, что не существует Бога. И их высказывания тоже принимали форму спора, хотя оба говорили вещи, не противоречащие друг другу, поскольку говорили они совершенно о разном. На фоне кухонного спора продолжался спор телевизионный: «В мире, где есть Бог, нет места существам, живущим вечно без суда и следствия» в этот момент отец вскидывал руки и говорил: «Истинно так!», а мать, шутя, добавляла: «Всех на кол!», и мы смеялись. Серьёзным оставался лишь мужчина в телевизоре, тот самый третий лишний, следивший за тем, чтобы оппоненты не загрызли друг друга. Ну и, возможно, я, потому что была ещё маленькой, и передо мной стояла непростая задача составить на этот счет собственное мнение. Мне казалось, что, раз об этом говорят по телевизору, это может быть как-то выгодно власти. Вопрос, в итоге, решился как-то сам собой, как это и происходит обычно, ведь мы едва ли замечаем на себе влияние родительского мнения. Эти передачи быстро себя исчерпали кто-то считает, что вампиры есть, кто-то считает, что это всё обман, чтобы набрать классы. Решай сам для себя. Да и какая разница, умрёшь ты от рук (клыков? когтей?) убийцы-вампира или от рук убийцы-человека, если в итоге ты всё равно умрёшь.
Слышала, слышала. Я не верю в вампиров. Я верю, что идея существования вампиров либо чья-то халтура в расследовании убийств, либо выгодна кому-то для создания какой-то определённой модели сознания у людей Либо люди просто глупые. Я не знаю, как в это можно верить.