Горечь растекалась по сосудам и мышцам, тканям и органам. Она растворяла в себе боль, страхи, отчаяние и наполняла образовавшуюся пустоту восторгом и умиротворением. Где-то на краю сознания в пульсирующей звездным светом тьме мелькнул образ Алины, но тут же погас в неукротимой волне радости, блаженства и покоя.
Впервые за много лет Мартин чувствовал себя по-настоящему спокойным и счастливым.
* * *
Он проснулся от жужжания мух. Мартин поднялся в постели и осмотрелся: его комнату, расположенную в домике старосты Осмунда, заливал яркий утренний свет из окна. Тело казалось невесомым, голова необычайно ясной: Мартин уже забыл, каким упорядоченным и тихим может быть течение мыслей. Неподъемный камень из вины, сомнений и саморазрушения, который каждый день давил на грудь, наконец-то исчез.
Мартин не помнил, как вернулся в общину. Может быть, ночное приключение ему просто приснилось?
В комнату вошел Осмунд гладко выбритый, с полотенцем на голых татуированных плечах. Нахмурив брови, он строго скомандовал:
Подъем. Опаздываешь на завтрак.
Таким и было их общение все это время: Осмунд отдавал приказы, а Мартин покорно подчинялся, не желая навлечь гнев бывшего уголовника.
Мартин натянул одежду и выбрался на улицу. На стене дома, в котором члены общины собирались для совместных трапез, висели рукомойники. У одного из них умывался обнаженный по пояс Дэн, рядом чистила зубы Яна. Лика расставляла тарелки на столе под навесом. Завидев Мартина, они втроем хитро улыбнулись, но тут же спрятали ухмылки, как только рядом нарисовался Абсалом с большой кастрюлей. Из нее валил густой пар, распространяя аппетитный запах овсяной каши с орехами и медом. Мартин наконец-то вспомнил, какого это чувствовать голод: в животе приятно забурлило, а рот наполнился слюной.