Когда возникает счастье? Когда мама вечером все же приходит за мной? Наверное. Но это не счастье, чистое и свободное, а тихое удовлетворение. Подтверждение того, что я был прав, когда утром не отпускал ее. Я бегу к ней навстречу, когда она появляется из-за угла, бросив все, что было в руках. Я плачу от радости. Это восстановление правильного порядка вещей. Возврат устоев. Это возможность наконец успокоиться и расслабиться, вернуться с ней домой вверх на пятый этаж из неприветливого мира, где всегда надо быть начеку. Где у тебя то игрушку из-под носа уведут, то стукнут сзади, то повалят, то грубо накричат ни за что ни про что. Дома можно играть спокойно и медленно. Выстраивать мой мир, как мне хочется. Можно спать с любимым коричневым мишкой или без него. Но знать, что мишка только мой, что он «за меня».
Что он всегда будет только со мной. Он ведь тоже живой, когда я прижимаю к щеке его большую твердую голову. Он только пока не говорит (как и я). И я его никогда не отправлю в ясли к другим незнакомым мишкам. Чтобы он не испугался (как я), если я уйду, как ушла мама.
Сегодня вечером я поехал на улицу Ленина к зубному врачу. И к маме завезти ей продукты. Мы говорим с ней о том, что бояться надо не смерти, а пустой жизни.
Как, ты уже уходишь? Совсем не побыл
Она так и живет на Лахтинской, и я прошу ее меньше ходить по магазинам, чтобы не подхватить вирус. Особенно в неудобный угловой на Ленина. Трамваи здесь давно не ходят, рельсы демонтированы. Зашел во двор дома 39 к пожарной лестнице и яслям. Прошло 44 года. Лестница спилена метра на полтора снизу, теперь так легко на нее не взберешься. Желтая колонна за углом на месте. Осталась детская площадка у входа. А дверной проем в ясли заложен. Чужой двери словно и не было. Каменные ступени идут вверх, упираясь в ровную оштукатуренную стену. Вся зона лестницы под портиком заварена решеткой. Очевидно, ясли упразднены, на их месте теперь жилплощадь, чья-то квартира. И новый жилец, чтобы к нему в окно было не забраться с внешней лестницы, зашил стальными прутьями вход и заложил дверь, а к себе попадает из общего подъезда. Когда я вернулся домой, лежавший на письменном столе второй том Даниила Андреева съехал с неровной стопки бумаг и упал на пол. И открылся на таком месте: «Чем больше любим плюшевый медвежонок, тем больше изливается на него из детской души нежности, тепла, ласки, жалости и доверия, тем плотнее сосредотачивается в нем та тончайшая материя, из которой создается шельт. Постепенно он создается и в самом деле, но ни астрального, ни эфирного тела у него нет, и поэтому тело физическое игрушка не может сделаться живою. Но когда игрушка, полностью насыщенная бессмертным шельтом, погибает в Энрофе, совершается божественный акт и созданный шельт связывается с юной монадой, входящей в Шаданакар из Отчего Лона. В Эрмастиге, среди душ высших животных, облеченных в астрал и эфир, появляется изумительное существо, для которого именно здесь должны быть созданы такие же облачения. Существа эти поражают не красотой и тем более не величием, а той невыразимой трогательностью, какой размягчает наши души вид зайчонка или олененочка. В Эрмастиге эти существа тем прелестней, что даже в соответствовавших им игрушках никогда не было ни капли зла. Они чудесно живут там вместе с душами настоящих медведей и оленей, получают там астральное тело, а потом поднимаются в Хангвиллу, как и все остальные».
Анна Озеркова. Извини, что ты кричишь
Один счастливый день
О ней:
Анна Озеркова искусствовед, основатель литературного клуба
#i_see_spb_literature, библиотекарь Эрмитажа, куратор художественных выставок. Окончила факультет теории и истории искусства Академии художеств.
С 2017 года организует литературные вечера, вернув в Петербург моду на книжные клубы. Пишет свой первый роман. С недавних пор получает приглашения курировать художественные выставки. Свои тексты на них подписывает псевдонимом «Р.», делая их частью мира героини своего первого романа.
Если закрыть глаза во время бодрствования, можно увидеть одну типовую скамейку. Над этой скамейкой навек повисли жестокие слова. Улицы выстланы оброненными пионами из громадного букета. А в другой год укутаны срезанными ветками шиповника. Бледные мокрые от прошедшего дождя пионы не помещаются в руках. Ветки шиповника по всей дороге куда ни глянь. Обернись: уже нет ничего. Пустая дорога и ночь. Ждешь когда рассветет. Упаковываешь в коробки книги. Коробки потом сгорели во время пожара. А после обычный мотылек пыльцой нарисовал воспоминание о тех событиях. Или не мотылек вовсе. Мокрый от росы куст олеандра зацепился за шею.
В какой-то момент визуальное перестало удовлетворять. Мало живописи, фотографии, реального пейзажа (исключение составляет, пожалуй, мастерский карандашный рисунок). Нужны сопутствующие слова, скорее прочитанные или произнесенные, чем услышанные, чтобы не рождались неврозы и рецидивирующие ретриты. Нужна книга или без дураков умный живой разговор. Нужен смех, который закрепит яркость момента. Нужны слезы, которые не вечны. И опять нужна по большей части лишь книга, которая запрограммирует момент на попадание в стопку долговечных воспоминаний. Хорошая книга верный товарищ, она вторит нашим мыслям, порой спорит, но чаще примиряет с окружающим безумием. В детстве мы читаем под одеялом с фонариком, чтобы не будить домашних, а потом всю жизнь читаем в моменты, когда кончается терпение. С нами случаются ужасные асоциальные провалы, когда больше нет сил находиться среди людей. Тогда можно прямо сейчас начать читать. Помню, как читала Достоевского по пути от Воронцовского парка в Алупке до пляжа и обратно, помню, как читала «Перебои в смерти» в Пьемонте, что-то из Елинек на Селигере, «Черного принца» в Индии. Когда книга дочитана, поднимаешь голову и все-таки ищешь глазами умного собеседника.
* * *
Л. сидел на полу и ничего не делал. После долгого отсутствия он старался прийти в себя от ужаса. Дом казался чужим и, честно говоря, отвратительным. Чужая берлога с кучей ненужных вещей. Вежливость позволила ему снизить степень раздражения до почти незаметного для Р. Но все же она тоже сидела на полу и старалась справиться с охватившим ее отчаянием.
Л. встал и пошел ставить чай, третий раз за последние двадцать минут нажав на кнопку чайника. Ему хотелось быть в другом месте и хотелось, чтобы она была в другом месте со всеми этими ненужными ему вещами. Первый вариант чуть вежливее. Нужно успокоиться. Он вспомнил старый фильм, в котором герою нужно было надеть скафандр с розовой жидкостью и начать дышать через нее. Героя охватила паника, но потом он смог успокоиться и приноровился дышать. Л. почувствовал приступ метафизической тошноты. Прокипятил воду в чайнике еще один раз. Ему хотелось остаться одному, чтобы спокойно убрать на полки вещи после поездки, спокойно растянуться на диване с новой книгой в руках. Хотелось принять душ, куда ему принесут свежее полотенце, а потом сразу скроются из виду. Не хотелось других глаз, не хотелось отягощающих чувств.