Лев обратил внимание, что у девушки от огорчения дрожат даже руки, Светлана нервно мяла край форменной юбки. Он кивнул Лене идем. По пути объяснил коллеге, что произошло, и ее первоначальное раздражение как рукой сняло. В купе она прислушалась к звукам за стеной, сокрушенно покачала головой как же жаль бедного вдовца. Дымов, могучий и агрессивный пять минут назад, тихо плакал, как испуганный ребенок, повторяя будто молитву одну и ту же фразу: «Это сон, это страшный сон! Она не умерла, нет, нет, Оля не умерла. Это сон».
Лев Иванович почувствовал, как на него накатила такая усталость, что нет сил даже говорить. Начала одолевать дремота, сквозь которую доносились звуки: скуление Дымова, вздохи Лены, чьи-то шаги, звуки открываемой двери. Он хотел прислушаться, понять, кто пришел в купе к несчастному мужчине, ведь обещал проводнице присмотреть за Дымовым и помочь девушке, если потребуется. Но ритмичные звуки убаюкивали, веки стали совсем неподъемными, и Лев Иванович, уже не в силах сопротивляться, погрузился в тяжелый крепкий сон.
Проснулся Гуров от резкого удара над ухом. «Опять Дымов буянит, мелькнуло в голове. Надо помочь, я обещал Светлане». Он попытался приподняться с вагонной полки, но руки и ноги не подчинялись, стали ватными. С трудом Гурову удалось разлепить веки. Он с удивлением отметил, что все вокруг кружится, в голове туман. Кое-как у него получилось сесть, при первой же попытке встать он почувствовал тошноту, а стены купе запрыгали перед глазами словно живые. Лев Иванович с трудом сфокусировал взгляд: Лена мирно спала на своей полке, уже хорошо. Медленно, с усилием он перевел взгляд на окно. За стеклом виднелось небольшое здание с электронными часами, которые показывали 6 утра, красные отблески отражались на скромной вывеске названия станции «Туманный». Дымов, остановка!
Стараясь не обращать внимания на слабость и головокружение, Гуров поднялся и, цепляясь за стены, вышел в коридор. В соседнем купе была тишина. Лев Иванович попытался откатить дверь в сторону, хоть руки почти не слушались. В темноте пустого купе бросились в глаза черный ящик с телом справа и смятая постель на полке слева, но вот самого Дымова в купе не было. Стол, к которому он приковал мужчину наручниками, странно скривился вбок, а на полу застыла лужа крови. «Что за черт, что тут произошло?» Превозмогая себя, Гуров добрался до служебного купе. Здесь тоже царил хаос, все документы из папки с билетами валялись на полу, даже косметика и одежда девушки были раскиданы. На стенках и двери застыли свежие кровавые отпечатки пальцев.
Света, Светлана! позвал он проводницу.
Но никто не отвечал. Девушка пропала. Кое-как у Гурова получилось дойти до конца вагона, в тамбуре он дернул ручку двери заперто. Надо выйти и обратиться в полицию, что-то произошло в вагоне, пока он спал. Лев Иванович лихорадочно принялся дергать ручку. Вдруг дверь перехода между вагонами приоткрылась и показалась голова в полицейской фуражке:
Эй, гражданин, успокойтесь! Не ломайте государственное имущество.
Наконец-то, с облегчением выдохнул Лев. Идемте, нужна ваша помощь. У нас пропали проводница и пассажир.
Серега, дуй сюда, позвал полицейского голос из соседнего вагона. Я пирогов притащил.
Парень нахмурился, осмотрел странного пассажира с головы до ног и буркнул:
Ну давай быстрее, чего там. Присмотревшись к неуверенной походке Гурова, уточнил: Пили алкоголь?
Не пил, бросил в ответ Гуров.
Он и сам начал понимать, как неубедительно выглядит со стороны. Бледный, взъерошенный, идет еле-еле. Сразу хочется приписать его к пьяницам и отмахнуться от рассказов о пропавших пассажирах. Едва он довел парня в форме до служебного купе и ткнул пальцем в кровавые отпечатки, как изнутри поднялась волна тошноты и Лев не смог удержаться. Его вырвало прямо на пол возле входа в служебный отсек. Полицейский брезгливо отскочил в сторону:
Чего врешь, что не пил. Вон как полоскает тебя. Убирать за собой будешь.
Уберу, процедил Гуров сквозь зубы.
Голова хоть по-прежнему кружилась, а все тело от испытываемой слабости покрыл липкий пот, но после того, как его стошнило, в голове стало немного проясняться. В дальнем конце коридора показалась женская фигурка.
Вот проводница, вот! Голос у него стал хриплым от натуги, тело совсем не слушалось. Светлана, где Дымов? Откуда кровь в его в купе и у тебя? Что случилось?
Девушка испуганно замерла поодаль:
Он вышел, пассажир вышел.
Кровь откуда? Туман в голове все еще мешал Гурову сосредоточиться.
Он порезался о ваши наручники, и я тоже перемазалась в крови. Все в порядке, ничего страшного не произошло. Идите в свое купе, не надо по вагону бродить. В голосе сотрудницы сквозила паника.
В окне вагона Лев Иванович увидел отражение молодого полицейского, который хлопнул по горлу рукой и вопросительно посмотрел на девушку, а та утвердительно кивнула да, пил.
Зачем ты лжешь, я не выпивал вчера, возмутился опер, чувствуя, как дрожит все тело перед новым приступом рвоты.
Но полицейский лишь хмыкнул в ответ и предупредил:
Тряпку в зубы и убери за собой, и давай не буянь тут, а то быстро с поезда снимем.
И он исчез за дверью тамбура, торопясь позавтракать пирогами. Света, демонстративно сморщив носик, перешагнула через зловонную лужу и с грохотом закрыла дверь служебного помещения. Гуров стукнул по тонкой перегородке дверной филенки:
Где Дымов, почему он тело не забрал?
Грузчики сейчас заберут. Уходите, не шумите, или позову полицию, раздался ответ из-за загородки.
Откройте двери в тамбуре, мне надо на улицу.
Нет, мы уже через минуту отправляемся. Уходите к себе. Голос девушки звенел от раздражения.
Гуров шагнул в сторону своего купе, ну что он и правда завелся. Поранились, снимая наручники, пассажир буянил и снес стол, гроб сейчас заберут. А ему плохо, потому что, возможно, чем-то вчера отравился.
Но тут же оперативник сделал шаг назад: нет! Он не может сейчас четко сформулировать, что не так, но в вагоне происходит нечто странное. Он в этом уверен, и проводница что-то скрывает. Только доказать или высказать это в более-менее ясной фразе он пока не может.
Гуров заторопился обратно к тамбуру, потом в переход между вагонами, попал в соседний вагон и остановился возле приоткрытой двери служебного купе. В тесной комнатке дородная проводница хлопотала над столом с завтраком: стаканы, пакеты с пирожками, сахар. Двое рядовых в полицейской форме развалились на узком сиденье, ожидая, когда уже можно будет приступить к трапезе.
Сыночка, может, тебе сгущенку открыть? У меня баночка припасена. Ты же любишь.
Ну давай, сладко зевнул парнишка, который недавно разговаривал с Гуровым. При виде беспокойного пассажира полицейский вскинулся: Эй, чего бродишь! Топай на свое место, сказал же! Проблем хочешь?
Выход, где выход? прохрипел Гуров в ответ и бросился вперед по коридору в поисках открытой двери из вагона.
Стойте, мужчина, вы куда? Пожилая проводница неловко засеменила следом. Я уже двери сейчас закрывать буду, поезд отправляется! Стойте! Нельзя выходить.
На ее крики выглядывали пассажиры из своих купе, с удивлением провожая взглядом шатающуюся мужскую фигуру.
В тамбуре пожилая женщина преградила ему дорогу:
Не пущу, иди проспись, еле на ногах стоишь! Все, стоянка окончена. Отстанешь еще, потом моему сыночке штраф из-за такой пьяни, как ты, выпишут.
Она полезла за ключом от двери, но от волнения ее толстые дряблые руки плохо слушались. Состав дернулся и потихоньку начал движение. Медленно проплыл мимо маленький перрон, серое здание вокзала, парочка пассажиров в объятиях встречающих. Дымова на перроне не было, да и гроб его жены никто не нес.