В таком городе и в облупленной наркоманской девятиэтажке они жили в наркоманской девятиэтажке есть и очарование, и душа, и судьба. Не в убитой квартире с вонючим встроенным шкафом (в нём прежние держали собак), не в загаженном тёмном подъезде. А просто вот здесь. Только тебе открыто, где это «здесь». Это только твоя тайна. Ну, может быть, ещё Эн, раз уж это её город.
Он оставил этот город ей.
Как она, интересно?
Серёгин вышел из здания вокзала Новосибирск-Главный (тоже, понятное дело, издёвка над Красноярском) на площадь и некоторое время оглядывался по сторонам. Титульную гостиницу переименовали во что-то невозможное, рядом с ней прописался карликовый торговый центр, а так примерно то же, что и раньше. По крайней мере, флипов до космопорта не завелось.
Он некоторое время сомневался, идти или ехать, но погода оказалась приличной в небе показывали небольшое ладное солнце и Серёгин не стал вызывать такси. Идя по городу, он с интересом разглядывал людей, сверяя их со своими воспоминаниями, и не без удовольствия обнаружил, что нынешние люди получше: во-первых, моложе, во-вторых, веселее одеты.
Серёгин догулял до «Чашки кофе» на Ленина и устроился в ней завтракать. Это место удобно тем, что львиная доля городской жизни прописана в этом здании, а неудобно тем же. Это такой нудистский пляж: все всё сразу видят, обсуждают, знающе подмигивают. Приедь он по местным делам, ему и в голову не пришло бы здесь оказаться. Но по красноярским можно. Наверное.
На часах было 8:50, и в это время по залу тусовалось только незнакомое молодое мудачьё с претензией. А почему сразу мудачьё, спросил себя Серёгин. Ну, чуваки в свитерах с ебущимися оленями, так и что? Ну, какая-то блядь с надутыми волшебницей химией губками. Так и опять же какое, сука, тебе до неё дело?
Но какое-то всё же было.
Это старость, сказал себе Серёгин. Молодые и красивые (да и некрасивые тоже до кучи) вызывают острое желание убрать их из поля зрения. Вы́резать из наблюдаемой реальности и вложить обратно в журнал «Esquire», откуда все они зачем-то выпали. Или на худой конец заретушировать до неузнаваемости, чтобы не выделялись из нашей буро-малиновой компании. И щи попроще. И вообще попроще. И вот эти выбеленные лица, эти брючки на щиколотках, эти фиолетовые волосы. Хотя вот фиолетовые были в какой-то момент у Эн
Девочка в закатанной до локтей форменной рубашке принесла еду. Левой, сплошь татуированной рукой поставила перед Серёгиным кашу, тарелочку с двумя кексами и прозрачный чайник «English breakfast». Делано улыбнулась, гипертрофированно растянув уголки рта на долю секунды, и унеслась на кухню.
Серёгин рассмеялся.
Он уже подъел бо́льшую часть овсянки, скрошив в неё оба кекса, когда в зале нарисовался Коля. Сонный, помятый, в какой-то нестираной бороде. Вот уж поистрепался старик Серёгин помнил его вовсе не таким.
Здоро́во! драматически объявил Коля, протягивая несоразмерную себе лапищу. В этом приветствии было всё: хромая профессиональная судьба, развод, хронический панкреатит и кот, наблевавший на ноутбук.
Ну привет, чувак.
Коля сел и с сомнением посмотрел на остатки каши в тарелке Серёгина.
Болеешь или ЗОЖ и тебя укусил? спросил он с подозрением.
Просто люблю овсяную кашу с утра. Слышал, это пока ещё не наказуемо.
Ладно, недоверчиво махнул рукой Коля, но я возьму мяса.
You are welcome.
Коля долго надувал щёки перед официанткой (другой, с выбритой половиной головы), заказал, наконец, блины и, сложив руки на стол, стал отстукивать пальцами «Вставай, страна огромная».
Давненько начал он, но на этом и остановился.
Ты как давно перебрался в коммерческий? спросил Серёгин, наливая себе чаю.
Давно. Года три уж.
И как тебе?
Коля закатил глаза.
Сам знаешь.
Слава богу, нет.
Да ладно. Не работал в коммерческом так писал для дяди. А не писал для дяди значит, ишачил на выборах. Там-то вообще люто.
Не знаю, сказал Серёгин, шумно отпивая чай, я люблю выборы. Там можно каких-нибудь говнюков отшлёпать хуями по губам. И это всё за счёт других говнюков.
Но кому-то надо и отсосать.
Только если любишь это дело. Когда ты известен как шлёпатель хуями, ставить тебя на сосание ни у кого и мысли не придёт. Что ты, милай! Я специалист узкого профиля.
Молодец, чо я-то широкого.
Серёгин оценивающе посмотрел на Колину худую физиономию.
Незаметно.
Коля потёр лоб, потом с нажимом провёл ладонью по лицу, будто хотел его смять и выбросить. Не дожал. Уставился на Серёгина безо всякого выражения.
Ну так и что у тебя за дело на сто рублей?
Я же тебе сказал размещалово.
А подробнее?
Подробнее красноярская история. Суд над случайно надёрганными людьми. Крики «терроризм!», «ужас!», «нас хотят взорвать!». Власть на всякий случай помалкивает. Состояние надёрганных ухудшается. В общем, вполне кондиционный сюжет. Жанр колонка от любого твоего автора или мини-расследование. Репортаж не предлагаю слишком странно в новосибирском издании будет смотреться. Хотя как скажешь. Текст с меня, мотивация, понятно, тоже. Подозреваю, что можно попробовать воткнуть и бесплатно тема и так может зайти. Если получится, вся мотивация твоя. Ну, и может быть продолжение. Да даже наверняка будет.
Суд над террористами, значит, покивал Коля, а что взрывали?
Якобы мост. Планировали.
Это тот, который наш «Сибмост» строит?
Нет, вроде другой.
А-а-а, сказал Коля разочарованно, зря. Вот если бы «Сибмост»
И так нормально. История с подачи НГН может выйти громкая. Мне советовали в «Тайгу.инфо» отнести, но я решил сначала к вам. И охват. И потом, родное как-никак издание
Он в самом деле служил (тогда говорили именно так служил) в НГН главном городском интернет-портале с совершенно непредставимым для начала нулевых количеством читателей. Это как телевидение, только без дорогущего оборудования и аренды студии (из которой, кстати, в любой момент могут погнать, и начинай всё сначала).
Ничего не могу гарантировать, проворчал Коля, принимая тарелку с блинами. У нас были тут какие-то свои жопные экстремисты Сначала мы что-то писали, потом следком, Коля втянул в себя сразу весь блин. После этого кто-нибудь из замов обычно просматривает, даже коммерческие проекты.
Слушай, это не разговор.
Вот и нет, возразил Коля, как раз это и разговор. Можешь, конечно, через Влада попробовать, но это тебе раза в два дороже встанет. Или в три.
Сколько тебе нужно времени?
Два дня дай. Если нормально ещё два на публикацию.
Лады, но не больше.
Dark arts
Привет, сказал он, нарочно ничего к этому не прибавив и ожидая, узна́ет Эн его голос или нет. И очень надеясь. И боясь тоже.
Привет, Ал, спокойно, будто они разговаривали только вчера, отозвалась Наташка, в гости заехал?
Серёгин хотел сказать, что да, в гости, хозяйка. Давай обнимемся, дорогая, потому что ну что ещё можно найти в этом городе, кроме твоих рук? Кроме твоего «какого чёрта?». Кроме твоего издевательского взгляда?
Он ещё в поезде заготовил целый набор ёрнических приветствий и с тех пор на разные лады проигрывал их в голове. Но дойдя непосредственно до точки возврата, ничего из этого не сумел произнести.
Повидаться бы, просто сказал Серёгин.
Это можно, отозвалась Наташка, только не сегодня. Она помолчала. И не завтра, скорее всего. Ты надолго?
Не знаю, сознался Серёгин, как дела пойдут.
Ага, сказала Эн, ты здесь или в Академе?
Везде. Но в Академе, скорее всего, больше.
На стороне Эн заплакал ребёнок, и Серёгин подумал: интересно, это её? У неё вроде бы была дочь. Лет десяти, наверное?
Перезвонишь завтра вечером?
Ага, сказал Серёгин, ещё бы я не перезвонил.
Вызвав к «Чашке кофе» такси, он заранее указал в заказе «молчаливого водителя». До Академгородка 45 минут езды, тут надо предохраняться. Молчаливый водитель смерил Серёгина хмурым взглядом, но в самом деле ничего не сказал. Это была победа.