А Онегин «входит, идет меж кресел по ногам, двойной лорнет, скосясь, наводит на ложи незнакомых дам» А Онегин, едва взглянув на сцену «в большом рассеянье», уже «отворотился и зевнул».
Почему так? Отчего Пушкин умеет радоваться тому, что наскучило, опостылело Онегину? Мы ещё придём к ответу на этот вопрос. Сейчас мы вместе с Евгением вернулись из театра и вошли в его кабинет.
Белинский назвал роман Пушкина «энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением». Что такое энциклопедия? Мы привыкли представлять себе при этом слове многотомное справочное издание и вдруг: тоненькая книжка в стихах! А всё-таки Белинский прав: дело в том, что в пушкинском романе сказано так много, так всеобъемлюще о жизни России в начале XIX века, что если бы мы ничего не знали об этой эпохе и только читали «Евгения Онегина» то мы бы всё-таки узнали многое.
На самом деле, прочтя только двадцать строф, мы уже узнали, как воспитывали молодых дворян, где они гуляли в детстве, куда ездили развлекаться, став взрослыми, что ели и что пили; какие пьесы шли в театре, кто была самая знаменитая балерина и кто самый знаменитый балетмейстер. Теперь вам хочется знать, что покупала за границей и что вывозила за границу Россия XIX века. Пожалуйста: «за лес и сало» ввозились предметы роскоши: «янтарь на трубках Цареграда, фарфор и бронза духи в гранёном хрустале» и многое другое, необходимое «для забав для неги модной». Хотим узнать, как одевались молодые люди, как шутили, о чём думали и беседовали?! Скоро узнаем: Пушкин подробно и точно расскажет обо всём.
Ещё один вопрос: почему так много иностранных слов в первой главе? Некоторые даже и написаны латинским шрифтом: Madame, Monsieur, lAbbé, dandy, roast-beef, entrechat И слова-то из разных языков: французские, английские, латинские, опять английские, французские Может быть, Пушкину трудно обойтись без этих слов, он слишком привык к ним, всегда употреблял их? Вот в строфе XXVI он и сам пишет:
Когда мы начнём читать вторую, третью и другие главы, то убедимся: Пушкину вовсе не нужны «иноплеменные слова», он превосходно без них обходится. А вот Онегину нужны. Пушкин умеет говорить по-русски блестяще, остроумно, богато а герой его говорит светским мешаным языком, где переплетается английский с французским и где не поймёшь, какой родной язык у твоего собеседника. Более того, Пушкин сознательно, нарочно извиняется перед читателем а вдруг читатель не заметит «иноплеменного» словесного окружения Онегина! Нужно обратить его внимание на эти слова иначе читатель недостаточно поймёт героя.
Герой тем временем едет на бал.
Улица спит. Дома спят. Обычные, простые люди давно уснули. А Онегин и те, кто живёт, как он, только ещё начинают развлекаться:
Но ведь Пушкин тоже любит балы и сам признаётся в этом:
Пушкин молодой, весёлый, жизнелюбивый человек. В строфах XXXII и XXXIII он делится с читателем своими чувствами и воспоминаниями:
Такое игривое и, в общем-то, несерьёзное восприятие женской красоты доступно и Пушкину, и Онегину так относились к «милым дамам» в свете. Не случайно в строфе XXXII так много иностранных слов (а в следующей только одно) здесь и богиня охоты Диана, и богиня цветов Флора, и муза танцев Терпсихора, «ножка» которой вызывает такие воспоминания:
Это мир светских обедов, подстриженных парков с «муравой», гостиных, балов; мир, где не любят, а играют в любовь, мир Онегина. Пушкин тоже живёт в этом мире, но он знает и другое отношение к женщине, ему доступна настоящая страсть:
Светская «наука страсти нежной» выражается в мелких словах: «ножка Терпсихоры прелестней чем-то для меня» и т. д. Высокая страсть Пушкина не нуждается ни в перечислении античных богинь, ни в снисходительном «ножка»; она находит слова простые и торжественные: «С любовью лечь к её ногам!» И не случайно в этой строфе так много старин ных славянских слов: «чередою», «уста», «младость», «ланиты», «перси»
Читаем дальше. Огромный город, столица Российской империи, просыпается на заре:
Поднимаются люди, у которых есть дело. Им нужно встать утром, чтобы работать, чтобы день не прошёл зря. А Онегину некуда торопиться, незачем вскакивать с постели.
И вот тут Пушкин задаёт самый главный вопрос тот, на который и мы с вами ищем ответа, и после нас люди будут искать: «Но был ли счастлив мой Евгений?» (разрядка моя. Н. Д.).
На первый взгляд, жизнь Онегина привлекательна: развлечения с утра до глубокой ночи, и такие яркие, богатые развлечения: прогулки, беседы с умными людьми, рестораны, театры, балы Каждому захочется пожить немножко таким образом.
Немножко. Но всю жизнь? Представьте себе: всегда, каждый день, каждый месяц, каждый год, много лет подряд одно и то же: прогулки всё по тому же бульвару, беседы всё с теми же людьми, те же блюда в ресторанах, те же лица на балах каждый день много лет подряд Пушкин беспощадно точно определяет эту жизнь: «однообразна и пестра. / И завтра то же, что вчера».
Читая первую главу «Онегина», я всегда вспоминаю начало другой гениальной книги, вижу другого литературного героя: «Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них, и слушать их ему было очень скучно». На вопрос: «Ну, для чего вы идёте на войну?» этот литературный герой отвечает: «Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь не по мне!»
Так говорит Андрей Болконский. А он ведь много старше Онегина: в 1805 году, когда начинается действие «Войны и мира», князю Андрею уже под тридцать лет, а девятилетний Онегин в это время ещё гуляет по Летнему саду Так много изменится в жизни России за те пятнадцать лет, что пройдут между первыми страницами «Войны и мира» и «Евгения Онегина»: ведь Евгений едет к дяде весной 1820 года. Так много произойдёт в мире за пятнадцать лет: прогремит Отечественная война 1812 года, и пройдут русские войска по Европе, и выплывет зловещая фигура Аракчеева, и Александр I забудет свои либеральные настроения первых лет царствования, и вырастут новые люди: Рылеев, Пестель, Кюхельбекер, Пущин, Пушкин! и возникнут новые, опасные для царя настроения только свет петербургский останется тем же, по-прежнему «однообразна и пестра» будет его жизнь И как Андрею Болконскому в 1805 году, так другому умному, незаурядному человеку Евгению Онегину тошно станет в этом свете в 1820 году, и он подумает про себя: «Эта жизнь не по мне!» и будет искать, мучиться, страдать: куда уйти, что делать, чем заполнить жизнь?!
Вот что, оказывается, привлекает Пушкина в Онегине: его неудовлетворённость той жизнью, которая удовлетворяет многих и многих людей света. Мы хорошо знаем этих людей по книгам. Скалозуб, Фамусов, всякие графини-внучки и княжны-дочки, Загорецкий, Репетилов, Наталья Дмитриевна Берг и Борис Друбецкой, Ипполит Курагин и Анна Павловна Шерер Все эти люди вполне довольны своим уделом, своей жизнью в свете, все они считают себя счастливыми.
Онегин не таков. Ведь не случайно Пушкин сразу, в самом начале романа, назвал его своим приятелем, не случайно свёл в ресторане с Кавериным, а потом сравнил с Чаадаевым умнейшим человеком пушкинской поры! Правда, с Чаадаевым Онегина сближает только уменье модно и красиво одеваться но всё равно: не стал бы Пушкин зря, просто так, вводить в роман имена своих друзей! Что же это значит?
Пушкин задал очень важный вопрос: «Но был ли счастлив мой Евгений?» Отвечает он твёрдо:
(Разрядка моя. Н. Д.)
«Друзья и дружба надоели» кто пишет эти слова? Неужели Пушкин? Тот Пушкин, который мальчиком ещё сказал:
Тот Пушкин, который Пущину писал: «Мой первый друг, мой друг бесценный», а Кюхельбекеру: «Мой брат родной по музе, по судьбам»? Тот Пушкин, чьи слова: