Well, it is eighteen months or so ago since first I met Sir Henry Curtis and Captain Good. It was in this way. I had been up elephant hunting beyond Bamangwato, and had met with bad luck. Everything went wrong that trip, and to top up with I got the fever badly. So soon as I was well enough I trekked down to the Diamond Fields, sold such ivory as I had, together with my wagon and oxen, discharged my hunters, and took the post-cart to the Cape. After spending a week in Cape Town, finding that they overcharged me at the hotel, and having seen everything there was to see, including the botanical gardens, which seem to me likely to confer a great benefit on the country, and the new Houses of Parliament, which I expect will do nothing of the sort, I determined to go back to Natal by the Dunkeld, then lying at the docks waiting for the Edinburgh Castle due in from England. I took my berth and went aboard, and that afternoon the Natal passengers from the Edinburgh Castle transshipped, and we weighed and put to sea.
diamond ['daɪǝmǝnd]
ivory ['aɪvri]
Итак, с тех пор как я впервые встретил сэра Генри Куртиса и капитана Гуда, прошло примерно восемнадцать месяцев. Произошло же это следующим образом. Во время охоты на слонов за Бамангвато[11] мне с самого начала не повезло, и в довершение всего я схватил сильную лихорадку. Немного окрепнув, я добрался до Алмазных россыпей, продал всю слоновую кость вместе с фургоном и волами, рассчитался с охотниками и сел в почтовую карету, направляющуюся в Кап[12]. В Кейптауне я прожил неделю в гостинице, где, кстати сказать, меня здорово обсчитали, и осмотрел все его достопримечательности. Видел я и ботанические сады, которые, по моему мнению, приносят стране огромную пользу, и здание парламента, который, полагаю, никакой пользы не приносит. В Наталь я решил вернуться на пароходе «Данкелд». Он в это время стоял в доке в ожидании «Эдинбург Кастла», который должен был прибыть из Англии. Я оплатил проезд, сел на пароход, и в тот же день пассажиры, направляющиеся в Наталь, пересели с «Эдинбург Кастла» на «Данкелд». Мы снялись с якоря и вышли в море.
Among these passengers who came on board were two who excited my curiosity. One, a gentleman of about thirty, was perhaps the biggest-chested and longest-armed man I ever saw. He had yellow hair, a thick yellow beard, clear-cut features, and large grey eyes set deep in his head. I never saw a finer-looking man, and somehow he reminded me of an ancient Dane. Not that I know much of ancient Danes, though I knew a modern Dane who did me out of ten pounds; but I remember once seeing a picture of some of those gentry, who, I take it, were a kind of white Zulus. They were drinking out of big horns, and their long hair hung down their backs. As I looked at my friend standing there by the companion-ladder, I thought that if he only let his grow a little, put one of those chain shirts on to his great shoulders, and took hold of a battle-axe and a horn mug, he might have sat as a model for that picture. And by the way it is a curious thing, and just shows how the blood will out, I discovered afterwards that Sir Henry Curtis, for that was the big mans name, is of Danish blood.[13] He also reminded me emphasisly of somebody else, but at the time I could not remember who it was.
curiosity [,kjʊǝri'ɒsɪti]
Среди новых пассажиров на борту нашего парохода два человека сразу же привлекли мое внимание. Один из них был джентльмен лет тридцати. Я никогда не встречал человека такого богатырского сложения. У него были соломенного цвета волосы, густая борода, правильные черты лица и большие, глубоко сидящие серые глаза. В своей жизни я не видел более красивого человека, и он чем-то напоминал мне древнего датчанина. Это, конечно, не значит, что я много знаю о древних датчанах; я знал только одного современного датчанина, который, кстати сказать, выставил меня на десять фунтов. Я вспомнил, что однажды где-то видел картину, изображающую несколько таких господ, которые, мне кажется, очень похожи на белых зулусов. У них в руках были кубки из рога, и длинные волосы ниспадали им на спину. Смотря на этого человека, стоявшего у трапа, я подумал, что если бы он немного отрастил себе волосы, надел стальную кольчугу на свою могучую грудь, взял бы боевой топор и кубок из рога, то вполне смог бы позировать для этой картины. И, между прочим, странная вещь (как сказывается происхождение!): позже я узнал, что в жилах сэра Генри Куртиса так звали этого высокого джентльмена текла датская кровь. Он очень напоминал мне еще кого-то, но кого я не мог вспомнить.
The other man, who stood talking to Sir Henry, was stout and dark, and of quite a different cut. I suspected at once that he was a naval officer; I don't know why, but it is difficult to mistake a navy man. I have gone shooting trips with several of them in the course of my life, and they have always proved themselves the best and bravest and nicest fellows I ever met, though sadly given, some of them, to the use of profane language. I asked a page or two back, what is a gentleman? I'll answer the question now: A Royal Naval officer is, in a general sort of way, though of course there may be a black sheep among them here and there. I fancy it is just the wide seas and the breath of God's winds that wash their hearts and blow the bitterness out of their minds and make them what men ought to be.
stout [staʊt]
profane [prǝ'feɪn]
Другой человек, который стоял, разговаривая с сэром Генри, был совсем другого типа. Я сейчас же подумал, что он морской офицер. Не знаю почему, но морского офицера сразу видно. Мне приходилось с ними ездить на охоту, и должен сказать, что они всегда оказывались необыкновенно храбрыми и симпатичными людьми, каких редко можно встретить. Одно в них плохо: уж очень они любят ругаться. Несколько раньше я задал вопрос: что такое джентльмен? Теперь я на него отвечу: это офицер Британского Королевского флота, хотя, конечно, и среди них иногда встречаются исключения. Я думаю, что широкие морские просторы и свежие ветры, несущие дыхание Господа Бога, омывают их сердца и выдувают скверну из сознания, делая их настоящими людьми.
Well, to return, I proved right again; I ascertained that the dark man was a naval officer, a lieutenant of thirty-one, who, after seventeen years service, had been turned out of her Majestys employ with the barren honour of a commanders rank, because it was impossible that he should be promoted. This is what people who serve the Queen have to expect: to be shot out into the cold world to find a living just when they are beginning really to understand their work, and to reach the prime of life. I suppose they dont mind it, but for my own part I had rather earn my bread as a hunter. Ones halfpence are as scarce perhaps, but you do not get so many kicks.
ascertained [,æsǝ'teɪnd] (ascertain)
lieutenant [lef'tenǝnt]
Но вернемся к рассказу. Я опять оказался прав. Действительно, этот человек был морским офицером. Безупречно прослужив во флоте Ее Величества семнадцать лет, неожиданно и вопреки его желанию он был зачислен в резерв с чином капитана. Вот что ожидает людей, которые служат королеве[14]. В полном расцвете сил и способностей, когда они приобретают большой опыт и знания, их выбрасывают в холодный, неприветливый мир без средств к существованию. Возможно, что они и примиряются с этим; что же касается меня, я все же предпочитаю зарабатывать на хлеб охотой. Денег у тебя будет так же мало, но пинков ты получишь меньше!
The officer's name I found out by referring to the passengers' lists was Good Captain John Good. He was broad, of medium height, dark, stout, and rather a curious man to look at. He was so very neat and so very clean-shaved, and he always wore an eye-glass in his right eye. It seemed to grow there, for it had no string, and he never took it out except to wipe it. At first I thought he used to sleep in it, but afterwards I found that this was a mistake. He put it in his trousers pocket when he went to bed, together with his false teeth, of which he had two beautiful sets that, my own being none of the best, have often caused me to break the tenth commandment. But I am anticipating.