Знаешь наши обычаи? удивился горец.
Я здесь родился, пожал Матвей плечами.
Да. Пешком ходил, кивнул Махмад.
Хорошее дело, нашелся парень. Нам в Иерусалим так просто не пройти. Турки не пускают. Много паломников наших у них рабами стало. Не думают турки, что против воли Бога идут.
Все в руках Аллаха. Если сильно веришь, дойдешь, джигит, улыбнулся в ответ горец и, разворачивая коня, громко, так, чтобы слышали его попутчики, добавил: Живи спокойно, Елисей. Мой род в твой дом не придет больше. Это тебе я, Мах-мад-ходжа, обещаю.
Ас-салам, только и нашел, что ответить Матвей.
Джигит, урус! расхохотался горец и пришпорил коня.
Чего это он такой радостный уехал? раздался спустя несколько минут вопрос, и Матвей, провожавший гостей задумчивым взглядом, развернулся к бабке.
Получилось с ним правильно поговорить, устало вздохнул парень. Зато слово дал, что из его рода к нам больше никто не придет.
Да ты никак ему его бандитов бесплатно отдал, вдруг вскинулась бабка.
За коней сто рублей взял, а тела отдал, кивнул Матвей.
Ай да внучок, ай да хитрюга! рассмеялась Степанида. И честь свою показал, и внакладе не остался.
Откуда чести взяться, ежели мертвыми врагами торговать? не понял Матвей и, почувствовав слабость, прислонился плечом к воротине.
Ты чего, внучок? всполошилась бабка, заметив его состояние. Неужто поплохело?
Немного, нехотя признался парень. Я домой пойду, бабушка, отдышавшись, сообщил он. Тяжело еще мне.
Ступай, милый, ступай, закивала Степанида, пытаясь подхватить его под руку.
Я сам, бабушка. Ты лучше скажи, как Никандра хоронить будем?
Да как обычно. Домовину ему сыны давно уже сколотили. Вот мы с Парашей его и обмоем, и закопаем, и молитву прочтем, как умеем. Что ж поделать, ежели попа в станице нет. Добрый казак Никандр был. Так что сделаем все, как полагается, заверила бабка, помогая ему перебраться через тын.
Спасибо, бабушка. Ты иди, я тут посижу малость, вздохнул Матвей, тяжело опускаясь на лавку.
Очередной приступ слабости оказался весьма не кстати, но организм после болезни все никак не мог вернуться в нормальное состояние. Степанида, убедившись, что с ним все будет нормально, поставила свое ружье к стене и моментально куда-то унеслась. Вообще, Матвея иногда поражала сила и работоспособность этой пожилой женщины. По ее собственному признанию, бабке было уже около семидесяти, а она умудрялась крутиться по дому и перемещаться по двору со скоростью электровеника.
Да уж. «Были люди в наше время, не то что нынешнее племя: богатыри не вы», припомнил он строки из поэмы. Тут бабка старая шустрит как заведенная, а ты словно развалина кряхтишь, укорил он себя. Ладно, что дальше делать станем? задал он вопрос самому себе и, помолчав, ответил:
Первым делом себя в порядок приводить. И попутно по всем хатам все полезное собирать. Неприятно, но надо. А еще нужно под себя хоть какой-то транспорт придумать. Если придется отсюда уходить. С голыми руками ты в дороге легкой добычей станешь. В общем, думай, Матвей-Елисей. Головой думай, а не остальными частями тела. И еще. Раз уж попал сюда, начинай привыкать к новым реалиям. Начни с собственного имени. Забудь, что ты Матвей. Теперь ты Елисей Кречет. Казацкий сирота, от болезни память потерявший. На том и стой.
Приняв решение, он облегченно усмехнулся и, откинувшись на стену, прикрыл глаза. В этом блаженном состоянии его и застала бабка, вернувшаяся часа через два. Присев рядом с ним на лавку, она устало потерла поясницу и, вздохнув, тихо пожаловалась:
Едва управились вдвоем. В домовине тяжелый уж больно оказался. Едва не уронили. Ну да справились. А ты у меня как, внучок?
Жить буду, привычно отшутился Елисей и едва не выругался в голос за собственную глупость.
Ну и слава богу, улыбнулась уголками губ бабка, не обратив внимания на его слова. Сейчас отдышусь и на стол накрою. Вечерять уж пора. Стемнеет скоро.
Не спеши, бабушка. Посиди, передохни, посоветовал парень. Поесть и при лучине можно. Мимо рта ложку не пронесу. Ты уж прости, но сама видишь, помощник из меня еще тот. Кто бы самому помог, извинился он, виновато усмехнувшись.
Да господь с тобой, внучок. Где это видано, чтобы казак в доме хозяйничал, когда баба на ногах? возмутилась Степанида.
Так вроде говорят, что мужик все уметь должен, попытался выкрутиться Елисей.
Одно дело уметь, а другое самому возиться. Нет, внучок. Дом это бабье дело, не уступила бабка.
Что-то я запутался, подумав, признался парень.
А ты вон Домострой почитай, чтобы путаницы не было. Ты ж в грамоте у батюшки первым был. И церковный, и греческий текст читал легко. А Домострой на старом языке и писан, которым теперь только в церкви пишут. А книжку я тебе принесу, пообещала бабка, поднимаясь.
Грамотные тут казаки были, буркнул про себя Матвей.
Степанида вернулась, неся в руках увесистый фолиант в деревянном переплете. Аккуратно положив его на колени, парень расстегнул замок и, раскрыв книгу, удивленно хмыкнул. С первого взгляда было понятно, что написана она вручную, на старославянском, или церковно-славянском, как его стали называть в его время. С интересом перелистывая страницы, он неожиданно понял, что может разобрать написанное и понимает смысл прочитанного.
Это открытие Матвея обрадовало. Получается, что память бывшего владельца этого тела у него осталась. Это не могло не радовать. Ведь если постараться, то можно будет все это потихоньку вытянуть на поверхность и пользоваться, не особо опасаясь попасть впросак. Полное незнание местных реалий его напрягало больше всего. Если здесь, с бабкой еще можно было сослаться на болезнь, то в большом мире это может и не прокатить.
Увлекшись, он и сам не заметил, что на улице почти стемнело. От книги его оторвал только голос бабки, позвавший парня ужинать. Закрыв книгу, он прошел в дом и, аккуратно убрав книгу на полку, присел к столу. Быстро смолотив полную тарелку каши с кусочками сала, он напился чаю и, прошлепав в свой закуток, рухнул на лежанку, уснув едва не раньше, чем успел улечься.
* * *
Утром Матвей проснулся удивительно бодрым. От вчерашней слабости и следа не осталось. От души потянувшись, парень выбрался из постели и, сунув ноги в мягкие чувяки, отправился к колодцу. Вылив на себя ведро воды, он охнул от холода и, постукивая зубами, поспешил в дом. Растеревшись домотканым полотенцем, Матвей не спеша оделся и, разглядев на столе накрытую полотенцем посуду, обрадовался.
Золотая бабка. Сама чуть свет умчалась, но про завтрак не забыла, буркнул он, впиваясь зубами в широкую краюху хлеба.
Быстро уничтожив хлеб и крынку свежего молока, он выбрался во двор и задумчиво осмотрелся. Хворост, принесенный бабкой из лесу, требовал рубки. Прихватив топор, он взялся за дело. К обеду все три вязанки превратились в готовые к употреблению дрова. Вошедшая во двор Степанида, увидев его за делом, одобрительно улыбнулась и тут же, противореча сама себе, заявила:
Что ж ты надрываешься, внучок? Едва вчера ноги таскал, а сегодня уже за работу ухватился. Полежал бы еще.
Все в порядке, бабушка, улыбнулся ее логике Матвей.
Да где ж в порядке, не унималась бабка. Едва жив остался, и все не угомонишься.
Некогда отдыхать, помолчав, вздохнул парень. Сама ж говорила, зима тяжелая будет.
Это да, насупившись, мрачно кивнула женщина.
Ну так чего тогда голосить? подвел итог Матвей, перерубая очередную хворостину. Одну из последних. Нам еще по домам пройтись надо. Мне порох нужен. И свинец.
Ты словно на войну собираешься, тихо проворчала Степанида.
Не собираюсь, готовым к ней быть должен, упрямо набычившись, ответил парень.
Так я ж не спорю, развела Степанида руками. Ты лучше пока к Никандру в дом сходи. Наследник, чай. Не так соромно попервости будет, вздохнула она.