У меня все отлично, бодрым голосом начала Лера. Шеф поручил интересное задание. Вот корплю над ним днями, не поднимая головы.
Лер, а если честно? задала мама странный вопрос. Видимо бодрый тон ее не убедил или материнское сердце что-то почувствовало.
Да все нормально, мама. Просто, задачку одну никак решить не могу, а очень хочется.
Лерочка, иногда лучше вообще не решать задач. Так для здоровья полезнее.
«Ну, прямо как Томка!»
Я тоже склоняюсь к этому, мамочка! Не волнуйся за меня.
А я что-то волнуюсь! вздохнула мама.
Всю неделю Лера с удовольствием трудилась над неизвестным шедевром. Ей нравилось ее уединение. Павел Аркадьевич приходил поздно, а иногда и вовсе не приходил на работу. Это называлось: «Работать с клиентом на выезде!» Но чаще шеф просто устраивал себе очередной выходной. И Лера оставалась совсем одна на третьем этаже. Она привыкла к тишине, что ее окружала и больше не обращала внимание на шорохи и скрип, которые пугали ее по началу. Картина занимала все ее мысли и время.
В этот день шум в соседнем помещении мешал и отвлекал Леру от работы. Павел первый с утра был раздражен, резко отвечал на телефонные звонки, постоянно выбегал из кабинета, громко хлопая дверью. Работать в такой обстановке было сложно.
А тут еще к шефу пришла Эллина и устроила самый настоящий концерт своим визгливым голосом. Павел же, наоборот, почти шептал, стараясь не привлекать внимания, но скоро и его терпение лопнуло.
Где планшет, я тебя спрашиваю? Ты какое имеешь отношение к Ромми? Ты украл у меня ключи?
Прекрати, Эллина! Ты ведешь себя как истеричка!
Это ты меня так назвал? Да как ты посмел, ты Ты хоть представляешь, какой ценностью я владею. Это мое имущество, слышишь, мое! Я наследница! И теперь мне понятно, почему ты так меня добивался. Тебе не я была нужна, а квартира Карловны с ее сокровищами. Моей, между прочим, родственницы.
Успокойся, Эллина! Мне надоели твои вечные упреки в корысти. Между прочим, живешь ты на мои деньги и их абсолютно не считаешь. Ты в чем то нуждаешься? Тебе для полного счастья не хватает звезды во лбу? Я потакаю всем твоим капризам, забочусь о тебе, а ты так, значит, думаешь обо мне. А, может, ты ждешь, когда умрет твоя тетушка, и тогда ты станешь наследницей? А я просто транзитный аэропорт? Отсиделась ни в чем себе не отказывая, а потом помашешь мне ручкой? Так вот нет! Я тебе развода не дам, так и знай!
Только попробуй! Тогда я тебя убью, транзитный аэропорт! спокойным голосом проговорила любимая супруга.
Дверь кабинета распахнулась, явив красного, запыхавшегося Павла первого. Он дышал так тяжело, словно пробежал стометровку. Голубая футболка на нем взмокла, и некрасивые темные пятна расплылись на животе и груди.
Вы все слышали, Озерова?
Я старалась не подслушивать, но вы разговаривали громко. Простите.
Да за что вы извиняетесь? Это мне надо просить у вас прощение за такой радиоспектакль. Вот ведь как бывает, Лера!
Он подошел к буфету, включил чайник, достал две коньячных рюмки и наполнил их из красивой бутылки в виде эллипса.
Выпейте со мной, Лера! Один я не люблю, протянул он напиток.
Лера послушно взяла в руки пузатые бокалы, больше пораженная доверительным тоном шефа. Сейчас он так напомнил ей Аркадия Михайловича: тихий с глазами больного льва и поникшими плечами.
Оказывается, я просто транзитный аэропорт. Прилетели, посидели пару часов, сделали пересадку и привет. К новым светлым далям. А я столько лет был ее рабом, исполнял любые прихоти и капризы. Эллинька захотела на дорогой курорт, пожалуйста, шуба из горного соболя пожалуйста, старинные бриллианты на, душенька, дом у моря да не вопрос! А тряпки, а пластические операции носик подправить, губки, попку. И за все свое доброе отношение, я оказался транзитным аэропортом.
Похоже, это сравнение понравилось самому Павлу первому, так как он несколько раз повторил его с удовольствием.
Может, вы ошибаетесь? Чего не наговоришь в запале?
А вы слышали, как она грозилась меня убить, Лера?
Ну, это выражение стало уже фигуральным. Пустая угроза! Так часто говорят даже очень близким людям.
Ну, не знаю, Лера! В какой семье вы живете, если вы своим близким можете сказать, что убьете их?
Я не скажу, но ведь такое часто можно услышать. В кино, например!
Но в том то и дело, что это моя жизнь, а не кино! Честно, мне после такого даже жить расхотелось!
Ну, что вы, Павел Аркадьевич, вы помиритесь! У вас же такие ссоры не часто? Придете вечером, а жена уже ждет вас за накрытым столом с вином. И побежит к вам навстречу, и будет просить прощение.
Нет, лучше с шампанским. Мы с Эллиночкой больше шампанское любим. Мечтательно произнес Павел Аркадьевич и улыбнулся. Знаете, а вы правы. Это наша первая ссора. Правда, такое впечатление, что и последняя. Но я не теряю надежды на примирение. Вы идите домой, Озерова. Идите. И картину можете сегодня взять с собой.
Это предложение было подобно взрыву. Забрать картину с собой!? На выходные!? Да за это полагался штраф, увольнение и казнь. Ни один из сотрудников, даже рамочник, не мог иметь такого и в мыслях. Но Лера не стала спорить и перечить. Оставаться дальше и слушать излияние Павла первого ей не хотелось. Пить с ним коньяк она не могла у нее не было такого здоровья, а работать бы все равно шеф не дал, а доставал бы ее своими жалобами на жизнь. Плохо так говорить, но ей было совсем не жаль Павла первого и слушать и сочувствовать ему не хотелось. Не чувствовала она доброго отклика в своей душе на его стенания.
Лера быстро собралась, чтобы шеф не передумал отпускать ее с работы. Уложила картину в планшет, свою работу бережно завернула в ткань хорошо, что она сегодня приехала на машине, а то ехать в троллейбусе с картинами и тяжелым планшетом на вытянутых руках было бы проблематично.
Уже спускаясь по лестнице, Лера столкнулась с Верой Тимофеевной. Коллега поджала губы и постаралась удалиться в молчании.
Вера Тимофеевна, вы, почему не хотите со мной разговаривать?
Да, уж, не знаю, могу ли себе позволить разговаривать с начальством, ехидным тоном произнесла Вера Тимофеевна.
С каким начальством? опешила Лера.
Ну, как там тебя повысили?
Да, не повысили меня, Вера Тимофеевна, только на этаж пересадили, да и то, временно. Шеф попросил картину его личную подправить.
А что сразу сказать было нельзя? Зачем комедию ломала, ерунду несла?
Прости, Тимофеевна, каюсь! Настроение было плохое. Я и, правда, увольняться собиралась. Не сердись на меня! Мир? заглянула Лера в глаза коллеге.
Мир, куда ж я денусь! А картина то хоть стоящая? Это она? кивнула коллега на завернутое полотно.
Это мой набросок. А картина шефа в сейфе. Ты же знаешь наши правила. Поехали, подвезу до метро, предложила Лера.
Тогда бы уж приказал со своими раскладушками на работу приходить. Продолжила разговор Тимофеевна, когда устроилась в небольшом салоне Лериного автомобиля.
Почему? удивилась Лера.
Да сроки ставит нереальные. Вынь ему, да положь за пять дней шкатулку отреставрировать. А она не простая, с секретом и механизм сложный такой. А перламутр темной бирюзой отливает, да как подобран! Даже не знаю, откуда такой. Вот сколько, уж, в моих руках этих шкатулок перебывало, вееров, столиков кофейных, сколько перламутра перебрала, а такого не видела.
Ой, видела я эту шкатулку! И мне цвет перламутра показался необычным. А красавица какая! А вам ее Павел Аркадьевич с фантиками дал?
Какими фантиками? Не было в ней ничего, пустая была? А когда ты успела ее увидеть?
Да мы с Павлом первым вместе, произнесла Лера и осеклась, вспомнив, что шеф просил ее не рассказывать о квартире родственницы. (И так уже проболталась). Вместе на работу пришли, он ее из портфеля при мне вытаскивал. Я еще поразилась цвету древесины и перламутра. Выкрутилась Лера.