Что скажете, товарищи офицеры? Алексей покосился на служителя. Тот пожал плечами и вышел из мертвецкой.
Ясно, что убивал один человек выдавил Олежка. Он продолжал зажимать нос, и выходило гнусаво. Убивец хороший стрелок. Пусть он бил и с маленького расстояния, но зато в темноте и в самое яблочко.
Не совсем согласен, пробормотал Окулинич. В товарища Корчинского он мог стрелять и с дальнего расстояния например, из кустов у ограды. Мы не знаем, какую позицию занимал стрелок. С освещенностью тоже непонятно. Перфилов, прежде чем впустить ночного гостя, наверняка включил свет. Корчинский находился на крыльце его могла освещать луна. Первый секретарь успел подняться. Мог слышать шум ведь убийца начал с охранника. Что мешало включить свет? Личного оружия, видимо, не было, или не успел им воспользоваться. Но ты прав, Олежка, он хороший стрелок. Бьет без промаха и попадает с первого выстрела.
Товарищ капитан, пойдемте на воздух, взмолился Казанцев. Все посмотрели, ничего не упустили. Они же не оживут, чтобы дать показания.
Слабак, фыркнул Окулинич. Между прочим, есть такая завиральная теория, что на радужной оболочке глаза жертвы отпечатывается то, что она увидела перед смертью. Как спуск затвора щелк, и снимок готов, нужно лишь его проявить, закрепить и напечатать. Товарищ первый секретарь точно видел лицо злодея. Товарищ председатель горисполкома тоже мог видеть
Какое же махровое невежество, простонал Казанцев.
Нет, братцы, мы пойдем другим путем, усмехнулся Алексей. По старинке будем работать искать улики, опрашивать свидетелей.
Делать в морге было нечего. Мертвые не разглашают секреты именно оттого такими и становятся. На улице было приятно, дул бодрящий ветерок, шумела листва зазеленевших деревьев. Казанцев шумно выдохнул, бросил в урну платок.
Пойдем пообедаем? пошутил Окулинич.
Шел бы ты со своим обедом, огрызнулся Олежка.
Подспудные мысли не давали покоя. Словно мертвое городское руководство хотело что-то сообщить синие лица стояли перед глазами, медленно приподнимались веки, поблескивали глаза, запечатлевшие лик злоумышленника Работал действительно один человек. Манера исполнения уж больно схожая. Стрелял, по крайней мере, только он.
Миловидная секретарь Татьяна Викторовна послушно выполнила указание шефа: проводила гостей до общежития, решила вопросы с вахтером и комендантом.
Располагайтесь, товарищ капитан, она немного смущалась, делала вид, что статный офицер ей ничуть не интересен. Ваша комната внизу, это не самое худшее помещение, вы даже можете принять душ. Вашим товарищам придется жить наверху там единственное свободное помещение. Тесно не будет, комнаты просторные.
Женщина помялась, украдкой глянула на постояльца и побежала выполнять свои должностные обязанности. Алексей невольно проводил ее глазами. Возраст не портил женскую фигуру. Она покачивала бедрами словно знала, что он смотрит.
Душ действительно имелся тонкой струйкой текла прохладная вода. Местная котельная явно не перерабатывала. Он сполоснулся, лег отдохнуть на скрипучую кровать. Последствия ареста еще сказывались. Ныли кости и суставы, голова была тяжелой. Сон навалился, как хулиганы из подворотни. Алексей в панике вскочил, размял кости, стал натягивать гражданскую одежду все положенное он привез с собой.
Из армейского облачения остались только сапоги. Клетчатые брюки, пиджак, свитер, кепка, скрывающая ссадину на виске. Он глянул в зеркало и не узнал себя. Турист, ей-богу, прибыл на курорт подлечить старые раны
Подчиненные в штатском смотрелись также нелепо. По ходу прогулки трижды предъявляли документы. Патрульные удивлялись, но отдавали честь, оставляли в покое. В первый день планировалось осмотреться. Контрразведчики болтались по городу. Машину оставили у особняка на Советской. Эта улица выглядела наиболее прилично. В центре добротные трехэтажные здания: горком, горисполком, ближе к морю местный совет народных депутатов. У отделения милиции кипела жизнь сновали люди в темно-синей форме, водитель во дворе под ругань усатого майора (возможно, Остапенко) доламывал мотор. Прибыла еще одна машина, выгрузились усталые милиционеры и исчезли в здании.
Соседняя Кронштадтская улица была тихой, здесь росли березы, липы, имелся симпатичный сквер со свежими пеньками на месте срубленных деревьев. Бульдозеры засыпали ямы от воронок, кое-где установили фонарные столбы. По тротуарам спешили люди в штатском и военном. Бегали собаки с поджатыми хвостами на людей они не бросались, от военных с оружием держались подальше. Городок производил сносное впечатление. Разрушенных зданий было немного, мусор вывозили. Кое-где подкрашивали фасады. Трепетали кумачовые лозунги: «За Родину, за честь, за свободу!», «Клянемся победить врага!». На стенах зданий, на афишных тумбах висели плакаты, прославляющие ратный и тыловой труд советских людей. «Все для фронта, все для победы!», «Не забудем, не простим!». На подступах к заводу «Вымпел» тематика плакатов поменялась: «Чтоб путь к победе стал короче, снарядов больше шли, рабочий!»
Часть улицы Лермонтова, где находилось предприятие, была перекрыта, действовала пропускная система. Слоняться без дела было опасно доказывай потом, что твои удостоверения не поддельные. Заводские корпуса окружали бетонные заборы с колючей проволокой. За оградой гудели самосвалы, бульдозеры. Оперативники спустились к причалу в восточной части бухты Сарыча. На улице Морской было плотное движение здесь шел транзитный транспорт. У причала стояли суда в основном маломерные, старенькие боты, катера, моторные лодки. Часть береговой полосы отгородили и взяли под охрану. Начиналась вотчина ВМФ. У пирса стояли два катера с красными звездами на бортах. Сновали люди в морской форме. Вооруженной публики в городе было с излишком. «У семи нянек так всегда», подумал Алексей. За пределами причалов и волноломов шумело море, тяжелые волны выкатывались на берег. Пронзительно кричали чайки, вились над водой. Береговая полоса была завалена булыжниками. Несколько минут оперативники стояли, зачарованные зрелищем. Из ниоткуда возник патруль, устремился к «подозрительным товарищам». Видимо, каждый в этом городе мечтал поймать шпиона. Хабаров сделал знак подчиненным: сами разберитесь. Служебные корочки быстро отогнали военных.
Морские виды завораживали. Вздымалась и опускалась гигантская масса. Берег бухты простирался на несколько километров. Щучий залив отсюда не просматривался, его закрыл высокий берег. Слева местность понижалась, хвойные леса выбирались на берег, заваленный камнями. И только в западной части бухты обрывы подрастали, высился маяк, смутно напоминающий шахматного офицера. В дымке виднелись катера на рейде у входа в бухту. Груда каменных островов Уварова гряда находилась в шести кабельтовых от берега. Скалы вздымались уступами, заострялись на вершинах, виднелись причудливые полости, словно вычерпанные гигантским ковшом. Между островами петляли проливы. Живописно отделилась от острова часть скалы словно исполинский слон шагнул в сторону. На скалах имелась растительность. Камни обрастали лишайником, в расщелинах рос искривленный кустарник. Горка островов занимала солидную площадь порядка трех гектаров. Препятствием для судов она не являлась, и все же капитанам приходилось менять курс на входе и выходе из бухты. Оставалось лишь догадываться, что скрывается в пучинах под этими махинами.