Я чуть наклонил голову, он поднес кувшин к фужеру вильдграфа Зальц-Грумбаха.Из изящно
загнутого носика полилось горячее вино солнечного спектра, и снова я невольно подумал, что стекло слишком хрупкое, может лопнуть в грубых
лапах этих лордов, чьи пальцы привыкли сжимать рифленые рукояти тяжелых мечей.Вильдграф с недоверием посмотрел на легкий парок над фужером,
перевел взгляд, полный подозрения, на меня…— Подогретое вино?— Глинтвейн, — объяснил я. — Наш национальный напиток на Юге. Зимой, да еще в
такой снегопад… вам понравится.Он осторожно отхлебнул, прислушался к ощущениям, сделал еще глоток и задержал во рту, стараясь понять
странные и неведомые ощущения.— Что за добавки?Я отмахнулся.— Знаю только, что корица, гвоздика, лимонная корка, мед, черный перец,
душистый перец, еще какая-то хрень, это дело поваров и виноделов, а я… ха-ха!.. усердный потребитель.Маркграф Берген, глядя на соратника,
сделал глоток побольше, застыл, стараясь справиться с неведомым и не подать виду, что огорошен. Ему из того же кувшина фужер наполнился
горячим грогом, но я не стал разбавлять ром наполовину горячей водой, как требует рецептура, а просто добавил корицу, гвоздику, имбирь и
лимон, а также сахар, что в такую холодную погоду для организма как спасательный круг, брошенный утопающему в море.Норберт медленно перешел
на сторону барона Оберштайна и задержал пустой кувшин над его фужером. Я чуть прикрыл глаза, подавая знак, дескать, я готов. Норберт
наклонил изящный носик над краем тончайшего стекла.На этот раз струйка вина выглядит темно-коричневой, насыщенной, плотной, хотя это всего
лишь коньяк, правда очень старый, коллекционный. К счастью, мой метаболизм не только ускоряет заживление ран, но еще и бережет от простуд и
опьянения. Коньяк, которым я наполнил два фужера, барону и себе, для меня всего лишь эссенция виноградного сока, и, кроме жгучего вкуса,
ничего с тем прежним коньяком общего.Барон сделал большой глоток, задохнулся, лицо побагровело, едва-едва не закашлялся, глаза полезли на
лоб, но справился, начал отхлебывать мелкими глотками.Напряженное лицо расслабилось, наконец он проговорил с непонятным выражением:— А это
вино не подогревали, как вижу, однако в моих внутренностях теперь бушует пламя… Нет-нет, приятное такое пламя. Согревающее. Как вы это
делаете?Я небрежно отмахнулся.— А это все Юг, там много всякого… ну, делающего нашу суровую жизнь чуточку приятнее.Он чуть усмехнулся, но
глаза оставались настороженными.— Да, но… из одного кувшина разные вина?— Такие кувшины стоят дорого, — согласился я. — И продаются только
на самых больших базарах. Где появляются покупатели с немалыми деньгами… Так о чем вы пришли поговорить?Вильдграф сделал большой глоток и,
не выпуская из руки фужера, где на дне остается еще около трети глинтвейна, произнес намного более деловым голосом:— Мы прибыли поговорить
о взаимоотношениях. Сразу хочу предупредить, мы остаемся лояльными императору Мунтвигу! Это обсуждению и пересмотру не подлежит. Однако мы
хотим избежать неизбежных разрушений, грабежей, бесчинств и убийств…Он запнулся, посмотрел на меня настороженно: не слишком ли много
вывалил сразу.Я кивнул.— Продолжайте. Я тоже хочу избежать грабежей. Армия, которая начинает бесчинствовать, теряет управление. Это не в
моих интересах.Он посмотрел на своих за поддержкой, снова обратил взор на меня.— В Генгаузгузе, — сказал он чуть увереннее, — несмотря на
огромные запасы зерна, все же недостаточно продовольствия, чтобы кормить вашу армию всю зиму, а потом еще и весну.