Когда мы вернулись домой, Малышев получил предложение, от которого, как теперь принято говорить, было невозможно отказаться поступить в Академию Советской Армии. Надо сказать, что в те времена добровольцев в разведку не брали, но кадры подбирали очень и очень тщательно: красный диплом, отличное знание языка, и, самое главное, необыкновенная коммуникабельность Олега не остались незамеченными. Нет необходимости объяснять, что для мальчика из маленького подмосковного городка это была блестящая возможность. Я довольно быстро перевелась на дневное отделение, и мы переехали в Москву.
После недолгих поисков нам удалось снять двухкомнатную квартиру в районе Октябрьского поля в одном из тех трехэтажных домов, что строили немецкие военнопленные. Конечно, с нашими доходами это была непозволительная роскошь, но мне было удобно добираться до института, а уж про Малышева и говорить нечего. Деньгами помогали мои родители, потом я устроилась работать на кафедру лаборанткой, Олег подрабатывал переводами, так что концы с концами мы сводили. Больше того, мы даже позволяли себе вести вполне светскую жизнь: ходили в театры, на выставки, иногда в рестораны. Как многие молодые пары, которые только что зажили «собственным домом», мы любили приглашать друзей, моих однокурсников, сослуживцев Олега, да и нас охотно звали в гости.
Я довольно быстро вписалась в ряды столичных модниц времена были аскетичные, и с моей фигурой, которая в условиях самостоятельного ведения домашнего хозяйства стремительно приближалась к совершенству, порой достаточно было узкой черной юбки, черного свитера и пары хороших туфель. По части одежды я справлялась собственными силами так в результате приложенных усилий юбка сидела на бедрах как влитая, а свитер придавал недостающий объем груди, бельем и косметикой меня поддерживала мама, а обувью баловал Малышев. Он гордился мной, и с удовольствием таскал с собой везде, где только можно было появиться с женой. В один из таких вечеров мы и оказались в гостях у Ремизовых.
Все произошло совершенно случайно: мы были приглашены в гости к одному из коллег мужа и уже собирались выйти из дома, когда раздался звонок, и в результате недолгих переговоров Малышев объявил, что планы резко изменились, и мы едем на новоселье к каким-то знакомым его приятеля. Я, конечно, сказала, что это безумие отправляться в гости к совершенно чужим людям, но Олег заявил, что не допустит такой вопиющей несправедливости, чтобы его молодая и красивая жена коротала дома субботний вечер, потому что «очень вредно не ездить на бал, когда ты этого заслуживаешь». И что слой «выездных» довольно тонок, поэтому все раньше или позже становятся знакомыми знакомых, и, что, в конце концов, это его работа находить контакт с незнакомыми людьми, и, вообще, он не может отказать себе в удовольствии нанести визит в дом окнами на МИД. Тут я, вопреки здравому смыслу, сдалась, и мы все-таки поехали. Теперь мне кажется, что именно в тот вечер легкое дуновение нашего безрассудства посеяло бурю, разметавшую потом всю нашу жизнь.
Дом, в который мы направлялись, действительно находился в непосредственной близости от Смоленской площади, но заветную высотку из окон видно не было был виден Бородинский мост, что, на мой взгляд, не умаляло достоинств новой квартиры. Дверь нам открыл высокий симпатичный молодой человек совершенно импортного вида в немыслимо модных очках: «Борис, хозяин этого жилища!». Какая-то тень пробежала по лицу Малышева, мне показалось, что сейчас он скажет: «Извините, мы ошиблись адресом», но тут в прихожую выглянула Киска! Все, назад дороги не было. Малышев засиял самой обворожительной из своих улыбок: «Какая приятная неожиданность! Мы, оказывается, с детства знакомы с вашей женой! Как тесен мир!». Только полчаса назад он уверял меня, что слой тонок, а теперь ему, оказывается, уже мир тесен, однако выбора у меня не было надо было поддержать Олега, и, что называется, с распростертыми объятиями: «Лариса, вот это встреча!» я устремилась к домашнему очагу Киски.
Очаг, безусловно, производил впечатление: и сама квартира, и ее обстановка. Дом был новый, с непривычной по тем временам планировкой: квартира однокомнатная, но довольно просторная, с нишей для имитации спальни и большой кухней, пространство которой очень рационально заполняла встроенная мебель. В комнате блистала девственной полировкой и приятно пахла новенькая, абсолютно дефицитная «стенка», а в нише раскинулся необъятный диван с манящей бархатистой обивкой. Приглушенный мягкий свет, сервис-бой со всевозможными напитками, звон хрусталя в руках молодых, приятных, как говорится, «во всех отношениях» гостей, хорошая музыка нечто подобное я могла видеть только в кино, так что выразить свое искреннее восхищение Ларисе мне труда не составило.
Но, видимо, чего-то не доставало в моих словах, или тон мой Киску не устроил, поэтому с предложением помыть руки она завела меня в ванную. Замурованная наглухо в сверкающий кафель ванна, красивой формы раковина и хромированная сталь смесителя все это великолепие должно было сразить меня наповал, особенно по сравнению с родительским санитарным блоком в бывшем амбаре-гараже, но я устояла! И вообще, у меня же Малышев! Все остальное не имело значения
Мы с Ларисой обменялись новостями из Энска, одарили друг друга парой светских комплиментов ну еще бы, теперь мы обе замужние дамы, и вернулись к гостям. И тут я почувствовала, что атмосфера в гостиной как-то изменилась приобрела оттенок легкой напряженности. По тому, каким тоном Борис предложил налить мне шампанского, я поняла, что Олег в своем стремлении к шлифовке профессионального мастерства переусердствовал как говорят актеры, перетянул одеяло на себя. Подойдя к мужу, я тихонько прошептала ему на ухо: «Это не твой дом и не твой праздник, и Киска не твоя жена!» Он усмехнулся: «Детка, ты никак ревнуешь? Брось!», как-то ловко свернул разговор, и мы пошли танцевать.
Остаток вечера мы с мужем провели вместе, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания ни гостей, ни хозяев, но теперь наша «идиллия» не давала покоя Киске. Когда мы с Малышевым уже собирались уходить, Борис тоже вышел, провожая нас, и попытался закурить, но тут на лестничную площадку выскользнула Лариса в наброшенной на плечи дубленке, и, взяв его под руку, томно произнесла: «Не стоит, дорогой, мне это вредно!» И торжествующе глядя на меня, небрежно уронила: «Я беременна!». Итак, по очкам наша неожиданная встреча закончилась в пользу Киски: 1- 0.
Мы с Олегом медленно шли через Бородинский мост на Киевскую станцию метро. К ночи подморозило, белым пунктиром между черным небом и черной водой сыпал снег. Было скользко, и Малышев крепко держал меня под руку. Он словно не слышал последних Ларисиных слов или просто не обратил на них внимания. Коротко обернувшись назад, он бросил взгляд на дом, в котором осталась уютное гнездышко Ремизовых, и вдруг сказал: «А ты молодец, Детка! Пожалуй, я возьму тебя в разведку! И ну его, это метро, поехали на такси, а то ты совсем замерзнешь!»
В те годы улицы Москвы по ночам были почти пустыми, и скоро мы уже подъехали к нашему дому, но за это короткое время, проведенное на заднем сиденье в теплых объятьях Малышева, я согрелась настолько, что не могла остыть до самого утра. Вдохновленная сообщением Киски, в стремлении «догнать и перегнать» я превзошла самое себя, и заснули мы только под утро. Разбудил меня запах кофе Олег стоял у кровати с кружкой в руке и хитро улыбался: «Детка, если бы я раньше знал, что мое обещание взять тебя в разведку даст такой результат! Видимо, в душе ты прирожденная разведчица, и я подумываю о присвоении тебе очередного звания » Он еле успел увернуться от полетевшей в него подушки, и утренний воскресный кофе мы пили за ужином.