Генерал его послушать так он и к наградам представлен, но негласно, потому как государственная тайна, а ордена с медалями у Ивана Вино в сейфе под семью замками. И в атаку ходил самолично, и басурман пытал изощрённо. Бомбы-мины рвутся, всех кругом в крошево кровавое, весь мир в труху а на нём ни царапины, и с красавицей из санитарного поезда, с сёстрой милосердия у него роман вышел, и вертящийся винт-пропеллер он в небе руками останавливал, и из штуцеров с двух рук стрелял метко и смертоносно, и из револьверов по-македонски, и пленных брал, и англосаксам глотки резал кавказским кинжалом, и у горцев почётное прозвище получил, сообразно имени, и будто бы сам тайный магометанин, за Веру, Царя и Отечество, и всё это «сам, сам личчно!!»
Елпидифор
Свидетельства сослуживцев:
Особняком держался в их ряду служака полковник Елпидифóр Петропáвловский, коего Генерал нарочно звал "Петрó Павлóвский, или же Елдыпúфор". Строг и суров был полковник, обязанный по службе с подачи могущественного Сударя дважды в неделю бывать в "железном гарнизоне", и составлять мудрёную опись и таблицы.
Тяжёлый нрав полковника был притчей во языцех, и многие спорили о том, сколько же на самом деле пудов весит сам Елпидифóр. Хорошее вино любил больше жизни, потому и сам бог велел ему служить на Тамани, где вина этого море разливáнное, поскольку и виноград растёт, и винокурят тут же. А климат похож на таковой в Испании, Италии и Греции.
Душу за вино Елпидифор бы не продал, но в автомобиле своём личном нарочитый тайник-лафет для винных бутылок изладил, чтобы дюжина сразу туда помещалась. Ещё Елпидифор уважал крепкий табак в папиросах. Более всего обожал полковник, когда перед ним на блюде лежал дымящийся шампур из жареного мяса по-кавказски, щедро посыпанный свежей зеленью, а рядышком стояла откупоренная пузатая оплетённая бутыль красного вина из студёного погреба.
Тогда полковник бывал в раю.
Но ходили странные слухи, о том, что на полную луну и в некоторые другие особые дни полковник, сказывался хворым и на службе его не видали. И одновременно с этим на сцену выходила совсем другая фигура, некая Анéтта. То есть таинственная колдовская метаморфоза превращала сурового "Елдыпúфора" в дородную и неистовую мадемуазель Анетту, подобную так называемым Венерам палеолита, страстную, любвеобильную и не знающую преград. То есть, первозданный Хаос и стихия совершенно неуправляемая. Как именно происходила сия трансформация, и был ли, быть может, сам Елпидифор всего лишь маской этого мы достоверно знать не можем, и узнать не представляется возможным за давностью лет.
Однако, правда это, или нет, отдадим должное полковнику за то служебное расследование, что он провёл в отношении самой персоны Станúслава Силúцкого, а также относительно обстоятельств, изложенных в "Дневнике" и "Письмах".
Тангó
Из беседы со штабс-капитаном Р., бывшим сослуживцем инженера С.(орфография сохранена):
Вообразите себе, господа, такую картину: осеннее солнечное утро, гарнизон, суббота. Ну, то есть день недели, а не барон. Хотя и он тоже. Его превосходительство в прекрасном расположении духа посылал Афоню принести ему на подносе завтрак, чтобы не спускаться самому.
«Я, говорит, уже глубокий старик!» Солнышко к нему в окна масандры этак ласково светит. Распахивается дверь, на пороге Афоня с полным подносом снеди. А к завтраку и шкалик "со слезой" откуда ни возьмись. Стопки хрустальные шут знает откуда. В гарнизоне хрустальные рюмки, вообразите, господа!!
Генерал Афоню обнимает за талию, песенку мурлычет, пока тот над столом колдует, опрокидывает с ним по стопочке за тезоименитство Государя Императора и тут же граммофон завести приказывает. Аргентинское тангó!! Красивая музыка, черти эти аргентинцы!..
Слово зá слово, отправил он рядового за новым шкаликом, и тут как на грех в масандру по лестнице поднимается Станúслав, а дверь к Генералу приоткрыта, а оттуда тангó тут уж этакого капкана ему не миновать! "Силúцкий! Зайди-ка, брат, на минуточку!" А там и звон, там и топот!
И вот уже гляжу я, и глазам своим не верю:
Генерал в одних пурпурных подштаниках, ухватил инженера за талию, и по комнате тангó вытанцовывает, куда там твоим аргентинцам! Музыка из граммофона гремит, у Генерала глаза горят, зубы оскалены, бакенбáрдища всклокочены, а инженер и рад бы освободиться, но вошёл в раж, откуда-то цветок шиповника в зубах, и очки блестят, и такие склáдные коленца выкидывают, будто сроду только и делали, что на пару тангó под граммофон танцевали в исподнем Содом и Гоморра! Жаль, Иван Вино их не видал, то-то посмеялся бы старик!
И оба невидимой голосистой мулатке в такт подпевают: "Ча-ча-чá!", прости Господи!
А тут и Афоня с новым шкаликом в масандру, и фон Берлиз с новостями: где что творится? Что у Графини? Что у старого Арона Борисыча? У Сударя что как? Где нынче Иван Вино, и отчего не едут в масандру гости унтер-боровы, оба-двá, особенно старшóй, "самый лучший в мирре человек, лучший в мирре!"
Из дешифрованной телеграммы С.Силицкому от неустановленного лица в чине майора инженерных войск:
«никаких амуров (с) означенной анетт (у) меня нет (и) быть не могло люблю рыбную ловлю но сам отнюдь не китобой говоря языком эзопа вина проклятого не люблю пью только хорошую русскую водку и тебе дураку советую как другу»
Анетта
Частенько бывало, что полковник Петропáвловский спешно собирался, бросая неоконченные дела в «железном» гарнизоне близ Железного Рога. Волнение полковника не было похоже на суету. Сперва он деловито шуршал бумагами, затем хлопал папкою о стол, приговаривая «Вот ччёрт, вот ччёрт!». Затем ворочался на стуле всею грузною своею комплекцией, сурово приговаривая что-то вроде: «Они ничего там без меня сами не могут, ччёрт!». Кто были эти «они», и почему без господина полковника они «ничего не могут» оставалось только догадываться. Но данная мизансцена всегда внушала благоговение, и сразу было видно: полковник человек куда как занятой и очень повсюду нужный.
Затем Елпидифóр резко вставал со стула, отчего стул жалобно поскрипывал, сгребал бумаги со стола в кучу, придавливал своей тяжёлой папкою, и целеустремлённо выходил вон, никому не докладывая и не отчитываясь, когда его ожидать, и что, собственно говоря, происходит.
Половник садился за руль, шумно вдыхал носом морской таманский воздух и заводил мотор только его и видели.
Затем, где-то в отдалённом гарнизоне он внезапно появлялся, и почти без слов, брал железной хваткой какого-нибудь бойкого унтера или зауряд-прапорщика, насильно сажал его в автомобиль, ничего не объясняя, а лишь поглядывая сурово, и увозил в неизвестном направлении
Возвращались похищенные обратно зáполночь, или же на рассвете следующего дня, какие-то потрёпаные, с нехорошим страхом в очах. Никому ничего не рассказывали, а сразу заваливались спать, стараясь казаться пьянее, чем они были на самом деле. А те, которым водка и развязывала потом языки, рассказывали уж и вовсе неправдоподобные байки, будто стоило им с полковником отъехать от гарнизона в безлюдное место, как сам полковник исчезал, а на его месте появлялась особа, которую «пострадавшие» именовали с суеверным шёпотом Анеттой, и оглядывались при этом по сторонам. Анеттой она представлялась им.
Шёпотом же рассказывали они, как заглушив мотор, и достав невесть откуда разом четыре бутылки вина и кованый штопор, полковник отлучался из поля зрения, и почти сразу же откуда ни возьмись возникала некая Рýбенсовская русалка, пышногрудая одалиска, божественная дама с ароматными распущенными волосами, источающая негу и страсть.