Ложись, попросила она.
Она не помнила как раздевала его и себя, не помнила как он придерживал её и почти не помогал, а только наслаждался её обнажением и ласками. Она помнила только как встала между его ног на колени и, глядя в глаза, скользким языком обвела несколько раз головку члена по кругу.
Он тут же приподнялся, схватил её в объятия и, перевернув на спину, лег сверху. Маша не успела вдохнуть как Слава провел несколько раз членом по входу во влагалище и втолкнул его внутрь.
Их тела извивались на полу и стонали от желания, от новой волны неожиданного судорожного наслаждения, от того, что они провалились в другую, разверзшуюся для них реальность. Маша доверилась ему как воздуху, который вопреки законам физики может удержать шагнувшего в пропасть. Она взвивалась и опускалась, не в силах открыть глаза, цепляясь за его пальцы и руки и срываясь в мелкую дрожь. Он смотрел на неё голодным диким взглядом, на её переливающуюся в тусклом свете ламп глянцевую кожу, на сводящие с ума чувствительные соски и тонкие руки. Подхватывая её и стараясь удержать, он прижимал вздрагивающее потное тело, хватая губами скользящие мимо щеки, скулы и пряди волос. Они целовались неистово, возможно, думая, что никогда больше судьба не позволит им целоваться, постанывая и скуля в какие-то моменты как звери. Стараясь помнить в дурмане, что хотят доставить удовольствие другому, они тут же забывали об этом и забирали всё себе.
Он лежал на полу, раскинувшись как морская звезда, и смотрел в потолок взглядом человека смотрящего в бездонное звездное небо. Маша лежала сверху, на его груди, с запрокинутым вверх вихрем влажных волос и плакала. Не слезами и не глазами. Она плакала каким-то новым, только что родившимся куском души, который некому было, кроме него, показать, и некому было о нем рассказать.
Маша, позвал он.
Да?
Ведь мы не делали ничего особенного?
Не делали
Тогда как?
Она мотнула головой, пытаясь удержать снова нахлынувшие слезы.
Тихо, только не плакать, нам еще шесть дней впереди, Слава быстро и сильно прижал её к груди.
Он собирался в это путешествие скрупулёзно и очень долго, дотошно продумывая маршрут, слушая блогеров, советуясь с друзьями. Со стороны эти сборы могли показаться занудными и даже мучительными. Ведь это всего лишь Север. Не Арктика, не Марианская впадина и не космос. Но ему нравилось, он даже гордился. Когда девушка, с которой он прожил несколько лет, сказала, что хочет на Сейшелы и задолбалась она уже слышать про северное сияние, он напился, скрутил палку для селфи в спираль и, оставив её на кофейном столике, молча ушел.
После этого сборы превратились в методично, шаг за шагом проходимую дистанцию, которая становилась всё тоскливее и тоскливее. В какие-то моменты он замирал и, глядя в одну точку, пытался вспомнить все аргументы говорящие за исполнение мечты. Последний раз он завис в строительном магазине над лопатой, глядя на нее и представляя, что можно доехать до самой кромки Баренцева моря, зажечь там костер, сидеть в кресле и смотреть на волны, замерзнуть и греться у костра, стоять с раскинутыми руками на краю мира и представлять, что ты птица. Среди всех мыслей он не мог пристроить лопату, но точно знал, что лопата нужна, поэтому перестал думать и просто пошел к кассе.