Она помахала мне рукой и скрылась в лесу, а я, прыгая от счастья, побежал домой.
День 11. Ливень
Проклятье! Кошмар! Утром начался такой сильный дождь, что испарины обволоки все окно, а за стеной воды не было видно ни восходящего солнца, ни леса! Она точно не придет. Я не увижу Ее сегодня, как не увижу и завтра, ведь Она никогда не приходит в последний день. Какая несправедливость! Осталось так мало времени, так мало
Я записал все Ее слова, сказанные вчера, и дважды перечитал их, вспоминая Ее голос. Дождь не давал мне выйти на улицу за продуктами, дождь не давал мне пройти к лесу. Я пытался, но мой зонт уже совсем исхудал, а сильный ветер мотал его из стороны в сторону. Если Она и пришла, я не мог этого знать.
Весь вечер я проплакал в подушку, жалея себя. И снова бессмысленная трата дня. Лето подходит к концу.
День 12. Звезда
Последний день лета. Обычно самый спокойный из всех. Этот день не стал исключением.
Я выглянул в окно. Земля еще не успела просохнуть после вчерашнего ливня, а вот небо было чистейшим. Ни облачка. Зато над поднимающимся солнцем сияла одинокая, но яркая звезда. По сути своей, наше Солнце тоже звезда, разве нет? Значит ли это, что сегодня на моем небе две такие близкие звезды, но такие далекие? Я же вижу, как они близко. Руку протяни! Но я знаю, что они в разных галактиках. Как же обидно!
Я знал, что Она не придет сегодня, поэтому занялся домашними делами. Перетащил ящики с провизией, которые накопились возле дома за несколько дней. Наконец-таки починил стену, теперь зимой будет теплее. Систематизировал библиотеку в дальней комнате, как делаю каждый год. Иногда в темноте я ставлю книги абы как, а летом привожу полки в порядок.
И каждые полчаса я выглядывал в окно в сторону леса, выискивая Ее. Во мне еще теплилась надежда, что мы сможем нормально поговорить. Я все еще ждал, что узнаю Ее. Надежда не умирала.
Но до самого вечера Она не вышла. Не нарушила свою традицию. Первый и последний день лета Ее дни. Ей не до меня. Но ничего.
Через год темноты и холода наступит следующее лето. Может, в следующий раз все получится? Может, в следующий раз мы будем долго разговаривать?
Ну а пока я буду повторять все двенадцать Ее слов, как молитву. «Твоя кожа такая бледная. Я обязательно приду завтра. Если не будет дождя». Прекрасные двенадцать слов. По одному слову на месяц.
Дорога к полю тысячелистников
Хуже больниц может быть только бегство от них. Все равно что убегать от немыслимого кошмара. Как бы далеко ты не уехал, в какую бы нору не забился, тебя настигают собственные мысли и страх. Всепоглощающий страх перемен, он как песок забивается тебе под одежду, провоцируя зуд, но от него не спасешься хорошим душем. Поэтому так спокойна дорога. Кажется, что пока ты в пути, перемены тебя не настигнут. Нет. Они не смогут догнать твою черную машину, купленную с рук. Ты давишь на педаль с единственной мыслью: в жопу всех.
Но человек рядом, самый дорогой человек, не дает тебе забыть о страхе. Она смотрит на тебя с мудростью годов, провоцируя на очевидный разговор. Все и так знают, о чем идет молчаливая беседа, состоящая из косых взглядов, полуулыбок и вздохов. Но никто не осмеливается первым произнести слово. Мать оказывается умнее.
У тебя такое лицо, будто случился конец света, наконец сказала она.
Я просто прикидываю шансы, ответил я, стараясь не смотреть на нее.
Иногда надо просто смириться.
С детства ты утверждала, что смирение не для меня. Мне нужно быть сильнее проблем, ведь так?
Некоторые проблемы не победить. Рак не победить. Мама отвернулась в сторону окна. Надеюсь, мне постелют красный ковер, когда я буду на смертном одре.
Еще не поздно, мы можем оплатить курс лечения, у меня есть деньги.
Я не хочу лечиться. Сама возможность пролежать годы в больнице и потерять все, включая цвет кожи, убивает меня быстрее рака. Нет.
Значит, план прежний?
Прежний.
Мы ехали по шоссе, пока светило солнце, а после полуночи я остановился на обочине. Спать в машине удовольствие сомнительное, тем более в костюме. Пуговицы рубашки впивались мне в тело, отчего я долго не мог уснуть, но усталость взяла свое.
Проснулся я уже далеко за утро. Мамы рядом не было, и я подорвался, словно кто-то поднес будильник мне прямо к уху. Я вышел из машины и быстро нашел ее. Она стояла прямо в лесу, обняв дерево. Сейчас она напоминала дриаду, а может, даже богиню. Платье, отсутствующий взор. Точно, древняя богиня.
Я сел на траву и стал наблюдать.
Уже проснулся? спросила она, отстранившись от дерева.
Спина затекла. Ты как?
Чувствую, что приближаюсь к Богине. Мама посмотрела на меня и улыбнулась. Но ты в это не веришь.
Я не суеверный, ты знаешь.
Разве ж это суеверие? спросила она, приложив ладонь к дереву. Рукав платья чуть опустился, показав татуировку луны на ее запястье. А трава, на которой ты сидишь? Земля, в которой она растет? А это, мама показала на небо, суеверие?
Это природа.
И это Богиня. Мама подошла ко мне и взяла мое лицо в руки. Ты сын Богини. Я ее дочь. Мы все ходим под ней, ходим на ней. Когда-нибудь ты это поймешь.
Мне хватило ума промолчать. В обычное время я пустился бы в вечный спор прагматизма и религии. Природа подчиняется определенным правилам, но вряд ли их кто-то устанавливал. Мы словно играем в ролевую игру без мастера. Вот уж действительно, весь мир театр, а люди в нем актеры. Только вот на премьеру не пришел режиссер.
Поедем? спросил я.
Еще немного, если можно. Мама выдохнула. Здесь так хорошо.
Мы проехали почти шестьдесят километров, прежде чем я остановился на заправке. Я купил несколько пачек чипсов, сушенную рыбу, пару колбасок и много воды, а еще заправил полный бак и канистру на всякий случай. Мы пересекали границу области, и я не знал, как скоро нам попадется очередная заправка.
Вот немного еды, сказал я, садясь в машину. Пить будешь?
Мама взяла бутылку, но открывать ее не стала, просто кинула в бардачок.
Пусть лежит там, чтобы я не отвлекала тебя.
Ты меня не отвлекаешь.
Разве? Последние шесть лет ты только и делал, что работал. Работал днем, работал длинными вечерами. По выходным ты тоже работал, а уж за отпуск я вообще молчу.
Мы иногда говорили.
Ты прав. И я все понимаю. Я давно пожертвовала тобой.
В смысле? удивился я. Мама не ответила. Она нахмурилась и включила музыку, заменив мой диск на свой.
Это Шопен. Правда похоже на молитву?
Я не понимаю.
Просто слушай.
И я слушал. Кажется, мы прослушали всего Шопена, и я совру, если скажу, что не проникся им. Не знаю, в чем была проблема, в моих убеждениях или матери, но молитвы я не услышал. Зато услышал свои собственные мысли, и услышал куда яснее, чем мне того хотелось бы.
Смерть меняет людей, ни с того, ни с сего сказала мама.
Разумеется, они умирают.
Я не про это. Смерть потрясение. Самый важный жизненный опыт.
Смерть родных действительно может стать встряской.
Мой мальчик, улыбнулась мама. Тебе еще многое предстоит понять. Так много, что мне самой страшно. А тебе не страшно?
Нет. Знания дают мне силу. Я всю жизнь их получаю. Любое знание ценно. В этом моя суть. В этом весь я. Если я не умник, пишущий роботов для всех крупных компаний в области, то кто я?
Ты мой мальчик.
Иногда этого недостаточно.
Моя вера говорит, что каждый человек важен. Кем бы он ни был.
У меня другая вера.
Поэтому ты и шатаешься от цели к цели, достигая каждую из них, но забывая почувствовать вкус победы. Зачем тогда это?
Ты хочешь поговорить об этом? Сейчас? Когда рак сжирает тебя изнутри, пока мы херачим черт знает куда на этой развалюхе! Я ударил рукой по рулю. Пропасть между людьми и животными громадная, но все мы схожи в инстинкте самосохранения. Каждая тварь под этим небом цепляется за свою жизнь, за тот уклад, к которому эта тварь привыкла. А мы колесим куда-то без карты и навигатора, просто потому что