Обращаться с осторожностью. Искренние признания патронажной сестры - Погосян Елена Владимировна

Рэйчел Хирсон

Обращаться с осторожностью. Искренние признания патронажной сестры

Rachael Hearson

Handle With Care: True Confessions of An NHS Health Visitor

© 2020 by Rachael Hearson

© Е. В. Погосян, перевод, 2020

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Эта книга посвящается всем несравненным мамочкам и их семьям, которые оказали мне честь, приняв мою помощь на трудном родительском пути.

Спасибо вам.

Всем добросовестным и усердным патронажным сестрам, тем, кто каждый день трудится во всех уголках нашей страны и без шума и суеты буквально двигает горы.

А еще моим близким, а особенно Дж., ММ и ДД.

Я люблю вас всем сердцем и делаю это все для вас.

Введение

Труд патронажной сестры происходит за закрытыми дверями: невидимый, но от этого не менее важный. Мы наделены привилегией и уникальным доступом во все семьи с детьми младше 5 лет: наш офис это ваша гостиная. Наша обязанность навещать вас дома. Когда у вас маленький ребенок, мы оказываемся единственными профессиональными медиками, которые постоянно заботятся о нем. Раньше было принято, чтобы семейный врач наносил «визит вежливости» вашему новорожденному, но теперь не предусмотрено даже этого.

Наши отношения с клиентами очень личные, часто мы видим семью в самом уязвимом ее состоянии. Мы имеем дело со всей палитрой человеческого опыта. Наш долг рассказывать и наблюдать за жизнью во всей ее неупорядоченности и непредсказуемости, и в то же время непостижимом величии.

Десятки лет миновали с тех пор, как я стала работником Национальной службы здравоохранения (далее НСЗ[1]), куда пришла еще студенткой, обучавшейся на медсестру. Если уж быть точной, это случилось 9 июля 1979 года. С тех пор я работала медсестрой, акушеркой, а последние 30 лет патронажной сестрой. Нужно жить на другой планете, чтобы оставаться в неведении о непрекращающихся изменениях в политике, методах лечения, обеспечении страховки, контрактах, перспективах и вечных финансовых трудностях НСЗ.

Когда я начинала, не было никаких компьютеров, мобильников или менеджеров проектов, нас не обучали алгоритмам или политике самостоятельной работы, ключевым словам или профессиональной терминологии. Имелся семейный врач, упакованный в тугой воротничок и галстук и начиненный добродушным юмором, появлявшийся у вас после обеда, если ваш малыш страдал от отита средней степени тяжести (то есть у него болело ухо). Участковая акушерка приходила ежедневно в течение 10 дней после появления в вашей семье новорожденного. Завершала картину жизнерадостная патронажная сестра. Она навещала семью раз в неделю, чтобы взвешивать ваше ненаглядное чадо, пока ко взаимному удовольствию вы не решали, что набрались достаточно опыта во всех аспектах, будь то кормление, эмоциональные проблемы и все прочее, связанное с воспитанием младенцев. Частота визитов зависела от того, насколько вам требовалась помощь со стороны или, напротив, как скоро вам надоедало чье-то вмешательство. Оба суждения являются равно правомерными, коль скоро у мамы, ребенка и остальных членов семьи все идет хорошо. Кажется, все просто.

Однако реальность была такова, что мне приходилось оставаться один на один и с очумевшим от наркотиков сутенером на лестничной клетке, и с угрожавшим ножом домашним насильником в приюте для бездомных. Однажды по недоразумению я оказалась в борделе, где стала невольной свидетельницей деловой активности, «принятой» в этом месте. Я договаривалась о доставке кровельного железа, чтобы получить доступ в бомжатник с дырявой крышей, который считала своим домом молодая семья. Бетонный пол они застелили протертым шерстяным одеялом. Еще там был тюфяк. И размещенные в ключевых точках свечки. Ни электричества, ни водопровода. И крошечный младенец 10 дней от роду.

С другой стороны, мне доверили уход за новорожденным чадом придворной дамы. Они жили в известном историческом особняке, имевшем связи с королевской семьей, и мне даже продемонстрировали комнату, в которой Анна Болейн провела ночь накануне казни.

Наша работа подбрасывает бесконечное множество самых абсурдных и невероятных сценариев. Особенно этим богаты лондонские трущобы. Например, я имела (эээ) привилегию наблюдать за мастурбацией 20-летнего гражданина мужского пола, в то время как мы с его подружкой обсуждали сексуальные извращения, которые практиковала эта пара. Ее приятель был насильником. И партнерша от него не отставала.

Этот живчик прискакал к нам сверху по лестнице и плюхнулся на диван. Я продолжала разговор с его подружкой, попутно проверяя состояние младенца. Краем глаза я уловила какое-то движение и посмотрела направо, предполагая, что он либо чешется, либо чем-то играет. На самом деле он занимался и тем, и другим. Трудно было ошибиться при виде определенных движений руки с возрастающим ритмом. Его рассеянный взгляд был устремлен в пространство. Боже милостивый! Я развернула стул спинкой к нему. Я ничего не вижу, а значит, этого не было. А потом испугалась. Господи, а что случится «на пике»? По крайней мере, он хоть не шумел. Во всем можно найти свои плюсы. Вскоре он покинул помещение. Меня поразило, как равнодушно отнеслась к этому его подружка. Он держал себя так, будто нас здесь не было, она держала себя так, будто его здесь не было, я сохраняла спокойствие и просто держалась. И вообще, это был не первый и не последний раз, когда мне довелось оказаться в обществе любителя самоудовлетворения.

Однажды мы с практиканткой отправились проведать малыша, судя по всему, оставленного одного дома в квартале Тауэр-Хамлетс. При виде приоткрытой задней двери мы решили, что ребенок мог убежать, и позволили себе войти внутрь без спроса. Тут же мы натолкнулись на мужчину, от которого нам было мало проку: совершенно пьяный, он валялся на кровати и храпел, нисколько не потревоженный нашими окриками и просьбами проснуться. Данная ситуация требовала вызова полиции: мы не имели права оставить ребенка в незапертом помещении под таким, с позволения сказать, «присмотром».

Довелось мне навещать и мамашу с младенцем под крышей тату-салона: все пространство в нем занимали террариумы со змеями и пауками. Я невольно засмотрелась на клиентов, сидевших в очереди за своей порцией иголок. Особенно запомнился один парень в джинсах, исписанных шариковой ручкой граффити в стиле «Джош совокупляется с козой», «Элли Мэй берет в рот». Это было очень познавательно. Когда же я поинтересовалась у мамы новорожденной, как она назовет свою крошку, она сообщила мне, что вот этого конкретного ребенка будут звать Эйми-Порша (буквально так!).

 Это в честь Порции, как у Шекспира?  спросила я.

 Нет,  ответили мне.  Это в честь автомобиля.

Мы оформляли материальную помощь для покупки посудомоечной машины или других полезных вещей для тех, у кого давно кончились надежды, деньги и антидепрессанты, или у кого в семье растет 16 детей, или чье пособие по нетрудоспособности уже иссякло, а до следующего еще жить да жить. Мы не делали это постоянно, но бывало и так, что делились собственными деньгами, когда видели совсем отчаянную нужду. Например, если на полке в холодильнике мышь повесилась, а на носу было Рождество. Они могли показать свой пустой кошелек. Или пожаловаться на приставов, забравших последнее. И я почувствовала бы себя последней дрянью, просто повернувшись к ним спиной.

Недавно я провела у себя в офисе опрос, предложив коллегам рассказать о том, помогают ли они так же своим клиентам. Все сначала напряглись и прекратили стучать по клавишам, но мало-помалу расслабились настолько, что смогли поделиться историями о том, как покупали еду (предваряя работу банков продовольствия[2]) или талон на продуктовый набор к Рождеству. Никто почти никогда не давал деньги (этого вообще не следует делать), но временами случалось и такое. Сплошь и рядом мы оказываемся единственными свидетелями отчаянной ежедневной борьбы, которую ведут семьи простых работяг.