Мне показалось, что ты не заменил сломанную пружину, а снова
сделал ее целой. Как это произошло? Может, это одна из так называемых
экстрасенсорных, или как их там, способностей, а?
- Я починил ее, - холодно ответил Хоппи.
Обернувшись к Стюарту, Фергюсон пояснил:
- Он ни за что не признается. Но я все видел собственными глазами. Он
как-то странно сконцентрировался на ней. Может, Маккончи, в конечном
итоге ты и был прав: может, все же не стоило брать его на работу.
Однако, самое главное - это результат. Послушай, Хоппи, теперь, когда
ты работаешь у меня, я не желаю, чтобы ты на людях баловался этими
своими трансами. Раньше это касалось только тебя, теперь - нет. Хочешь
впадать в транс, будь добр, занимайся этим дома, ясно? - С этими
словами он снова взялся за бумаги. - Это все. А теперь, ребята,
довольно прохлаждаться. Марш по местам, и займитесь делом.
Калека тут же развернул кресло и покатил прочь. Стюарт, сунув руки в
карманы, последовал за ним.
Спустившись вниз, и подойдя к окружающей телевизор толпе, он услышал,
как диктор взволнованно сообщает, что по предварительным данным, все
три ступени ракеты сработали как надо.
Хорошие новости, - подумал Стюарт. Светлая глава в истории
человечества. Теперь он чувствовал себя немного лучше, поэтому отошел
к прилавку, и встал возле него так, чтобы бы видеть телевизионный
экран.
И с чего это мне жрать дохлую крысу? - спросил он сам себя. Должно
быть это ужасный мир, мир этой следующей реинкарнации, если в нем
приходится совершать подобные вещи. Даже не поджарить ее, а просто
поймать, и обглодать до косточек. А может, подумал он, сожрать с
костями и шкуркой, а то и с хвостом заодно. От этой мысли его
передернуло.
Интересно, как же мне теперь следить за историческими событиями? -
возмущенно подумал Стюарт. - Когда приходится раздумывать о всякой
гадости, вроде дохлых крыс - ведь мне хочется полностью
сосредоточиться на разворачивающемся перед моими глазами великом
действе, а вместо этого голова моя забита мерзостью, вложенной в нее
этим юным садистом, этим радиационно-таблеточным уродом, которого ни с
того, ни с сего нанял Фергюсон. Проклятье!
Тут он представил себе Хоппи, но не как нуждающегося в кресле,
безрукого и безногого калеку, а как существо, обладающее способностью
летать, ставшего каким-то непостижимым образом владыкой всех
остальных, владыкой - как сказал сам Хоппи - мира. Эта мысль оказалась
даже еще более противной, чем мысли о крысе.
«Он наверняка видел много чего еще, - подумал Стюарт, - о чем просто
не собирается рассказывать, нарочно умалчивает. Он рассказывает нам
ровно столько, сколько нужно, чтобы нас покорежило, а потом
затыкается. Если он может впадать в транс и видеть загробный мир, то,
значит, видит практически все, потому, что там все и есть. Только вот
не верю я в эти восточные штучки. То есть в то, что не относится к
христианству».
Однако он верил тому, что сказал Хоппи, верил, поскольку все видел
собственными глазами. Это был самый настоящий транс. Это-то уж, во
всяком случае, точно было правдой.
Хоппи явно видел что-то. И это что-то было поистине ужасным, в этом
тоже сомневаться не приходилось.
Интересно, что же еще он видит? Вот бы заставить засранца выложить
все. Что еще узнал обо мне, обо всех нас этот извращенный, порочный
разум?
«Жаль, - думалось Стюарту, - что я сам не могу туда заглянуть». Это
казалось ему крайне важным, важным настолько, что он даже отвел глаза
от экрана. Сейчас он совершенно забыл об Уолтере и Лидии Дэнджерфилд и
о том, что на его глазах творится история.