Эх, жаль коопку. Снова шепелявый своего корра «слил». От ответственности отлынивает, гнида. А чего ему? Он же только зовется редактором. Ну, какой он редактор, тьфу.
Слышала, да? вынырнула у меня из-за спины Маруська. Я вздрогнула.
И как у тебя это получается? скривилась я недовольно.
Что? округлила глаза подружка. Я хмыкнула: нечего передо мной-то спектакль разыгрывать. Подружка всплеснула руками: Можно подумать, ты так не умеешь, когда надо.
Мань, так я ж, когда надо, а у тебя уже зависимость.
Да, иди ты!
Кого уволили?
Анютку.
За что? догадаться было нетрудно, но лучше знать наверняка.
Как обычно. Когда это шепелявому до корров дело было?
А кому-то разве есть до нас дело? парировала я.
И то верно. Хочешь? протянула мне Маруська карамельку. Я взяла, она продолжила. Кстати, по закону, за принуждение к распространению журналистом недостоверной информации штраф минимум восемьдесят тысяч рублей.
На юрфак, что ли, поступаешь?
Свои права надо знать! Нам особенно!
Ага, тут тетенька министерская недавно на всю страну вещала, что право это несвобода, не слышала сию пламенную речь?
Не, я телек не смотрю, и теток министерских не слушаю, только если работа заставит. А что же тогда, по ее мнению, есть свобода?
Запрет.
Чего? офигела Маруська.
Того.
Дай угадаю, тетя лет сталинских рожденья?
Судя по виду, определенно.
Я закинула конфету в рот и огляделась в поисках урны. Не увидела, свернула в трубочку, кивнула в сторону коопки.
Слушай, а как доказать принуждение к распространению недостоверной информации в законе написано?
Нет, горестно призналась Маруська.
Кто бы сомневался
Рыба с головы гниет банальность, но меткая! Шепелявый заставлял своих корров, мягко говоря, подтасовывать инфу о качестве продуктов, которые они анализировали. Делал это, естественно, завуалированно, чтоб в случае чего быть ни при делах. С завидным постоянством так и выходило. Какой-нибудь производитель рано или поздно усматривал подлог и громко возмущался. Корра выставляли крайним и увольняли, а шепелявый ровно сидел на своем рабочем стуле. А что? Не он же сюжет делал. А производители-то не знают, что именно редактор в ответе за эфирный текст, он его принимает и утверждает, без его ведома и одобрения ни один текст даже в монтаж не идет, не то что в эфир. Но об этом в случае конфликта все старательно умалчивают.
Гниль
Я побултыхала пакетиком чая в кружке и посмотрела через стеклянную перегородку в соседнюю редакцию. Шепелявый сидел, уткнувшись в монитор, делая вид, что не замечает молчаливого негодования своих подопечных.
Вот бы шлепнуть его использованным чайным пакетиком по расползающейся плеши.
Но пакетик полетел в мусорное ведро. На глаза попался лист бумаги. Я смяла и пульнула им в шепелявого. Бумажный комок не долетел, сраженный стеклянной перегородкой, и упал к моим ногам.
Несколько лет назад один мой знакомый рассказал преинтересную историю о том, что начинал свою телевизионную карьеру этот, так называемый, редактор официантом, и не где-нибудь, а в самом нужном месте. Что ж, на моей памяти и из уборщиц журналисты ковались. Вот только уборщицей ту журналистку давно уж никому и в голову не придет назвать, а шепелявый и с виду, и по нутру так официантом и остался. Вот уж правда: ни из тряпки, ни из полового человека не сделать.
А что за нужное место? Было такое, и до сих пор там же стоит. Но уже не то, конечно. В незапамятные времена собирались в нем телечины, склонные к разнообразиям и новизне плотских утех. Посему карьерный рост молодых и амбициозных задом наперед приветствовали и поощряли. Нынче этим никого не удивишь, но тогда такие ставки только-только в моду входили и многое гарантировали.
Краем глаза уловила движение. А вот и моя редактор пожаловала. В Томочке в отличие от шепелявого редактор угадывался сразу, и в стати, и во взгляде, и в походке. Одна беда трусовата малость. Мнение свое не отстаивала, корров не защищала, начальству не перечила, за место боялась. Но кто ж упрекнет, когда есть что терять: штатная должность, оплачиваемые отпуск и больничный, премии ежегодные, хорошая зарплата.
Покосилась на нее. Повезло мне с редактором. Истерик она мне никогда не закатывала, хотя умела.
Лицо недовольное. Значит, сейчас отчитывать начнет, как школьницу, за поведение. Я улыбнулась:
Привет!
Привет! буркнула она, и мои подозрения подтвердились.
Что нового?
Тебе надо бы чаще помалкивать, бросила она сходу.
Это не новость!
Так чего ж не запомнишь никак? даже заботливо прозвучало. Эх, Томуля, я бы рада, да не можется. Или мотивации нет убедительной.
Негодовала Тома по поводу моего голоса. Устроили тут у нас недавно голосование за лучший сюжет. Презабавное получилось мероприятие. Прежде всего потому, что от каждой рубрики выставили на «конкурс» один сюжет, да и как выставили выбрала его шеф-редактор на свой вкус. Дальше обязали всех проголосовать. Что значит обязали? Открытым голосованием: поставил галочку и фамилию свою должен приписать. Элечка проследила, чтобы все по списку отчитались, и фамилия на каждой бумажке стояла. Ну я и проголосовала за тот сюжет, который мне на самом деле понравился, но, к сожалению, сделан он был корреспондентом не нашей рубрики. Томочка не поленилась и проверила, кто проголосовал не за своего. Упс! Так я и попалась.
Я честно проголосовала.
Зачем?! скривилась Тома.
Ее сюжет и правда хорош!
Причем тут это? Надо же было свою рубрику поддержать! Кому нужна твоя правда! отмахнулась моя редакторша и со стуком бросила на стол блокнот.
Как кому? удивилась я спокойно. Мне нужна.
Томочка метнула в меня укоризненный взгляд, мол, кто ты такая, чтобы твое мнение ценилось, и перестала обращать на меня внимание. А я подумала: так вот же она правда: за лесть, вранье и подхалимство одобрение, поддержка и почет, за правду укор, негодование, увольнение.
Обидно
Вот такая я аполитичная. Да и негоже журналисту быть ярым сторонником той или иной партии, в таком случае он же объективно ни о чем написать не сможет, а это уже не журналистика.
Кажется, мозг закипает
Солнцееды
Такая тема обещала забавные съемки. Это что за люди такие? Как это они солнце едят? Воображение рисовало странные картины, и хотелось поскорее их подтвердить или опровергнуть реальностью. В общем, тот нечастый случай, когда едешь на съемку, воодушевленный тем, что она будет, как минимум, непредсказуемой, и, как максимум, узнаешь массу нового.
Однако разочарование началось с порога, а затем и вовсе стало страшно.
Денек выдался солнечным, я порадовалась значит, легко снимем процесс, так сказать, приема пищи. Предварительно ознакомившись с темой, поняла, что сторонники такого «учения», по сути, ничего не едят, от слова совсем.
Однако героиня, женщина лет 40, предстала перед нами довольно упитанной. Оператор покосился на меня, я ответила ему растерянным взглядом.
У меня закрались сомнения на счет всей затеи, потому расспрашивать дамочку принялась прямо, без обиняков. Естественно, ведь от этого зависело быть сюжету или нет.
Что вы! В прямом смысле мы, конечно, солнце не едим, ответила женщина.
А что же тогда?
Ничего.
Совсем? не понимала я, разве может человек без еды обходиться?
Воду пьем, свежевыжатые соки овощные, я недоумевала, ибо знала, что часто пить свежевыжатые соки в том числе и овощные нельзя. Слишком высокая в них концентрация и сахара, и кислоты, которые на голодный желудок действует убийственно.
Спросила об этом героиню. Она пожала плечами:
Да, все верно, но мы водой их запиваем, разбавляя таким образом, спорить я не стала. Пойдемте в квартиру, пригласила героиня, убедитесь, что холодильник пуст и даже отключен за ненадобностью.