Понедельник дался мне труднее воскресенья. Раньше чем успело взойти солнце, я сполз с кровати и бесцельно прошелся по квартире. Потом снова залез под одеяло. Только к вечеру я привел себя в порядок. Все ощущалось слишком остро: капли горячо хлестали меня по опухшим щекам, я сделал похолоднее, язык заколола вода, показавшаяся ледяной. Я с нетерпением ждал возвращения своей жены, и мне казалось, что стоит ей появиться дома тянущиеся друг за другом минуты остановятся. Должно быть, мне хотелось, чтобы время остановилось, а еще мне хотелось, чтобы Вера своими руками дернула за болтающийся передо мной шнурок, до которого я все никак не мог дотянуться, сколько ни пытался: чтобы ушла боль, чтобы снова стало светло.
Заскрежетал проворачивающийся в замке ключ, он больно резанул меня под ребрами. Схватившись за нижнюю часть тела, я выбежал в прихожую, проскальзывая по холодному кафелю. Открылась дверь, и показалась Вера.
Она зашла в квартиру и, слегка склонив голову вправо, посмотрела на меня. Пожав плечами, сказала:
Привет, Ян.
Я выхватил из ее рук сумку и поставил ее на пол. Вера стянула летний плащ, бросила его на вешалку и прошла на кухню. Я за ней. Она села за обеденный стол, я тоже. Передо мной вспыхнуло размытое лицо женщины, когда-то назвавшей меня «милым щенком».
Ты похудел, кажется? Ты вообще ел?
Я опустил голову и уставился на пальцы ног. Ну точно щенок.
Тебя как всегда нельзя оставить без присмотра, продолжила Вера. Ну что ты за человек? Как ребенок, нет, даже хуже, как какой-то беззащитный зверек.
Ее слова маленьким молотком ударили по каждому моему позвонку. Я поерзал по полу ногами, робко поднял голову:
Как перелет? Устала?
Устала. На работе сегодня был завал. Они там без меня вообще, похоже, ничего сделать не могут.
Я посмотрел на Веру в упор. Вера посмотрела на меня, и в ее глазах я заметил беспокойство. Она сложила руки крест-накрест, ее губы чуть подрагивали.
Расскажи мне, произнес я и снова опустил голову.
До меня донесся негромкий вздох.
Да что тут рассказывать? Я думаю, что я испытываю очень сильные чувства к Герману. Не знаю, как так вышло.
Но ведь твоя влюбленность может пройти, если ее не поддерживать?
Нет, Ян. Ты не понимаешь
Я был полностью согласен с ней я с трудом понимал, как наша с Верой история дошла до того душащего меня понедельника. Хотелось вырвать ту страницу и сжечь, не оставив ничего кроме легкого дыма, растворяющегося в нагретом моим сбивчивым дыханием воздухе.
Так бывает. Наверное промямлил я, мы ведь с тобой давно вместе. Трудности неизбежны. Но Герман уехал, и ты можешь забыть его. Может быть, ты сможешь снова влюбиться в меня.
Нет, простонала Вера в ответ, мы ведь вместе работаем, мы общаемся каждый день. Пойми.
Но мы ведь мы тоже общаемся каждый день. И ведь мы семья. Мы можем разобраться во всем? Можем дать друг другу еще один шанс, вернуть нас
Нет, Ян, не можем.
Я скользнул взглядом вверх и увидел, как блестят щеки Веры. От этого внутри все сжалось, и я и не заметил, как сам начал плакать.
Мы же не сдадимся вот так? Мы же семья. Мы однажды так сильно полюбили друг друга, сможем еще раз. Я сделаю, что хочешь
Сейчас я хочу только взять билет и улететь к нему.
Плечи мои потянулись к полу. Я прикусил верхнюю губу.
Но ведь вы знакомы всего полгода?
Знаю. Но мы стали очень близки. Мне кажется, мы с ним очень похожи, у нас общие цели, общие интересы
Но с тобой мы тоже очень похожи!
Знаю, я знаю, Вера через стол потянулась ладонями к моему лицу. Я почувствовал отдаленное тепло, как от костра, который лишь бегло касается кожи, когда холодный порывистый ветер наклоняет пламя в твою сторону.
Поднявшись, она подошла ко мне и опустилась на колени:
Прости меня.
Не надо извиняться. Просто дай нам шанс. Давай вместе исправим все. Мы ведь семья, правда? Давай бороться за нас
Не могу, Ян.
От уверенности, прозвучавшей в Вере, я застыл.
Что Что мы будем делать? спросил я, заламывая руки.
Пока не знаю. Он ведь тоже несвободен. Ему тоже надо разобраться в том, как нам быть дальше. Знаешь, он уже был однажды женат, семь лет брака и вот развод. Пока он не знает, стоит ли снова бросать свою семью.
Он не знает. Но ты свою уже решила бросить
Тяжелые ветки, склоненные ветром, потянулись к окну. Вера поморщилась и простонала:
Я еще ее не бросила. Мне нужно время, чтобы разобраться в себе.
После гнетущей паузы она добавила:
И, наверное, нам нужно пожить пару недель отдельно.
Моя жена еще что-то произнесла, но ее фразы не достигли меня. Они замерли в воздухе невидимым полотном между нами. Родную мою Веру я пытался разглядеть сквозь него. Она была рядом, но я не мог коснуться нее. Важные чувства, которые я старательно облекал в слова, ударялись об эту легкую преграду и возвращались ко мне обратно. Мы впервые не могли услышать друг друга, и потому ко мне все ближе подкрадывалась мысль, что я не смогу вернуться туда, где мы с Верой были прежними собой.
На следующий день Вера рано уехала на работу, а я снова остался один в нашей квартире. Бродя из угла в угол, я спотыкался взглядом о наши семейные мелочи: фотографии со свадьбы друзей, прикованные магнитом на холодильник, глиняные тарелки на полке, которые мы слепили на одном из первых свиданий, когда были еще детьми, брошенный на окне полуисписанный блокнот, хранивший названия мест, которые мы мечтали посетить.
Говорят, что душевное и физическое состояния тесно связаны. После ухода Веры меня пробила дрожь в руках и ногах. В тот момент я стоял в коридоре, а сил добраться до кровати у меня уже не было. Тогда я лег на пол и прижался щекой к полу. Свет экрана телефона врезался в глаза, я наскоро набрал сообщение одним пальцем: «Вера влюбилась в другого» и отправил его сестре.
Глава 2
Я просто в шоке! выпалила Тома. Собирай вещи, переночуешь у меня.
Ты же живешь у предков, выдавил я из себя, сомнительно смотря на сестру: может, не стоило ей рассказывать?
Тома родилась на четыре года раньше меня. Она всегда была для меня настоящей старшей сестрой при мне не унывала, присматривала за мной и отчитывала за каждый мой неверный шаг. Когда в детстве я отпрашивался у родителей на вечерние встречи с приятелями, в мою сторону направлялся один и тот же вопрос:
Тамара пойдет с тобой?
Пойдет. Ненадолго, неохотно отвечал я.
Домой только вместе с ней. Слушайся сестру, Ян!
Так было всегда. Тогда я был мальчишкой, на которого давил груз ожиданий родителей они хотели, чтобы я вырос сильным мужчиной. Но рос я медленно, сил у меня было немного, поэтому я нередко запирался в своей комнате, чтобы просто остаться наедине с собой с единственным, кто ничего от себя не ждал. Сидя в закрытой на замок комнате я наслаждался своей скромной свободой. Свободы стало больше, после того как я встретил Веру. Когда она стояла рядом со мной, я мог лететь ввысь даже на еще не уверенных, не окрепших крыльях блуждающего по миру подростка.
Моя сестра Тома тоже не могла дать мне ощущение свободы, но с ней было легло. Особенно легко с ней было быть младшим братом, и когда нить ожидания моих родителей натягивалась так туго, что казалось вот-вот лопнет, я упивался моментами, когда нужно было просто плестись следом за фигурой моей Томы. Она взяла меня под свой контроль, когда сама была еще ребенком, и ответственно боролась за мою спокойную жизнь. Я нередко ощущал в ней то гордое чувство, пылко охватывающее мою сестру, когда она успешно справлялась со своей задачей быть для меня старшей. Вскоре в нашей семье появился еще один ребенок я впервые увидел Аню двенадцатилетним. Мы с Томой как могли помогали родителям с непоседливой сестрой маленькая Аня никому не давала передохнуть. Но даже тогда для Томы я оставался самым младшим в семье.