Борщ не борщ, а кашу мы заварили ту еще!
Вдруг, откуда ни возьмись, явился участковый, постучался в квартиру, арендуемую Антоном-Артемом, нашел оставленную управдомшей записку, поднялся к Лосевым и вместе с Маринкой прогулялся по подвалу.
Расспрашивал о квартиранте Реброве и почему-то о нашем дворнике, боюсь, это не к добру, сообщила она мне вечером, когда мы случайно встретились у магазина.
Маринка туда за хлебом ходила, а я за минералкой.
Из краткого донесения приятельницы-управдомши я сделала вывод о том, что коллеги полковника Лазарчука приняли нашу информацию к сведению и зашевелились. Это меня порадовало: не потому даже, что меня очень волновала судьба пропавшего квартиранта Ребровых, просто приятно было, что в полиции с нами считаются. А то у Лазарчука есть такая гнусная манера высокомерно игнорировать нас с Иркой, почитая женский любительский сыск за глупую бабью блажь.
Срочным звонком я сообщила подруге, что друг-полковник пустил добытую нами инфу в дело, и мы решили, что на этом можем успокоиться. Пусть дальше профессиональные сыщики сами роют, им за это деньги платят.
Увы, человек предполагает, а Бог располагает. Высшие силы определенно не хотели, чтобы мы с подружкой взяли самоотвод, и дали мне это понять неожиданным ночным шоу.
Не знаю точно, с чего началась знаменитая Варфоломеевская ночь в Париже, а в нашем дворе ее версия стартовала с драматического шепота Катерины Челышевой.
Ах ты ж, сволочь! прошипела она громко и страшно, как большая змея удав Каа, собирающийся пообедать упитанными бандерлогами.
Катькин самый крупный бандерлог зовется Василием и приходится родным отцом ее пяти деткам. Именно из-за наличия у них малолетних потомков Челышевы вышли скандалить во двор они всегда выясняют отношения за пределами своей квартиры, опасаясь морально травмировать отпрысков. А тут еще и час был поздний, дети уже улеглись в свои двухэтажные кровати, а их мамочка и папочка выдвинулись под дерево в центре двора.
Там у нас круглая клумба, на которой почти семьдесят лет рос превосходный ветвистый орех любимый спортивный снаряд моего собственного сына в его детские годы. Потом орех спилили, и теперь вместо него могучий раскидистый побег, который управдомша Маринка считает деревом со странным названием Павловния. Я не уверена, что в итоге получится дерево. Сейчас это больше похоже на гигантский однолетник вроде борщевика или подсолнуха.
Но не суть важно. Главное, под сенью нового дерева пока невозможно уединиться и приватно поскандалить, так что семейная драма Челышевых развернулась на глазах у соседей. А поглазеть было кому: на ночь все распахнули окна и, естественно, услышали Катькино интригующее шипение:
Ах ты, с-сволочь, Вас-с-ська! С-с-совести нет с-с-совсем!
Да я разочек всего Ну, может, два Массивный Василий переминался с ноги на ногу, поворачиваясь к наскакивающей на него тощей верткой супруге то одним боком, то другим.
При небольшом усилии воображения с них можно было писать охотничью сцену «Медведь, затравленный борзой».
Я с-с-сколько раз тебе Я прос-с-сила! Я умоляла! В руке у Катерины появилось вафельное полотенце, захлеставшее по бокам Василия. Продукты подорожали, на коммуналку еле наскребаем, детям зимнюю одежду покупать, а ты!
Так я же как раз поэтому! Василий увернулся, пропустив грозно свистнувшее полотенце мимо уха, и попытался схватить Катерину за локти. Не вышло Катька отскочила, согнулась и ловко хлестнула супруга по бедру с заходом на ягодицы.
А че он сделал, Кать? пыхнув дымом, невозмутимо поинтересовался со своего балкона дядя Боря Трошин.
Он успел принарядиться накинул поверх майки-алкоголички парадный красный пиджак из 90-х. Как в ложе театра устроился, право слово.
Играл на деньги в шахматы! доложила Катерина, даже не обернувшись на голос. Она продолжала сверлить Василия недобрым взглядом. Опять! Хотя я ему уже с-с-сто раз Она снова сделала выпад, хлестнув супруга по филейной части.
Ну хорош уже, Кать! взмолился Василий. Тем более я же выиграл!
А мог и проиграть! Полотенце засвистело, заметалось в ночи, белой молнии подобно.
Сволочь! охотно поддакнула, проявляя похвальную женскую солидарность, бабка Плужникова со своего третьего этажа и запулила в Челышева тем, чего публика не разглядела, а Василий принял на голову с отчетливым стоном.
Чем это ты его, Светлан Петровна? исторгнув очередной клуб дыма, меланхолично поинтересовался дядя Боря.
Морковкой, мать ее! плаксиво сообщил Василий, пока довольная своей меткостью бабка неинформативно хихикала. Здоровой такой!
Да не топчись ты. Катерина его подвинула, деловито подобрала упомянутую морковку и сунула в карман фартука. Теть Свет, а свеколки лишней нету?
Пущай Васька встанет поближе, найду и свеколку, пообещала бабка Плужникова.
Борщ сваришь, Кать? добродушно спросил дядя Боря.
Ага. На чьих-то мясных костях! Катерина щелкнула зубами в сторону супруга.
Да ну вас всех, буркнул тот и по сложной кривой в обход жены с полотенцем и лобного места под балконом бабки со свеколкой юркнул в свой подъезд.
Катька, тиская в руках полотенце, устремилась за ним.
Всё, что ли? В голосе дяди Бори прозвучало легкое разочарование. Он явно настроился на полноценное представление из нескольких актов.
И не зря: ночное шоу только началось.
Да отстань ты! донесся до моего слуха страдальческий бас с другой стороны дома.
Я бесшумно, на цыпочках муж и сын крепко спали легким балетным галопом перебежала из одной комнаты в другую, чтобы выйти на балкон.
На соседнем уныло согнулся, свесив голову ниже плеч, Маринкин муж Семен Лосев. Локти он установил на парапете, а пепел с сигареты стряхивал между натянутыми веревками, игнорируя высокий риск испачкать, а то и прожечь вывешенные на просушку простыни.
Это я отстань? Это ты отстань! огрызнулась из квартиры невидимая Маринка.
Судя по звукам, она нервно мыла посуду. Я приготовилась к появлению на сцене второй разозленной женщины с вафельным полотенцем.
Сам же ноешь: я толстый, мне тяжело ходить, у меня одышка и ноги болят! передразнила Маринка супруга плаксивым клоунским голосом, звякая тарелками в такт своим словам. А я жалей тебя! Корми полезной едой! Контролируй твой вес! А ты, с-с-с
Сволочь? пробормотала я, вспомнив аналогичную реплику Катьки Челышевой.
Но Маринка ее чуть переиначила:
с-с-старый дурак!
Чего это я старый? обиженно буркнул Семен и покосился на меня. Лен, я разве старый?
Я бы другое спросила, сказала я дипломатично. Чего это ты дурак?
Да! Чего это я дурак?! развернувшись, с вызовом покричал получивший моральную поддержку Семен в открытую балконную дверь.
А кто чебуреки жрал?! Маринка высунулась ему навстречу из-за тюлевой занавески. Огромные, жирные чебуреки, зажаренные до хруста?!
Ум-м-м! простонал Семен мечтательно.
Я ему паровую запеканочку из обезжиренного творога, супчик протертый и сок сельдерея! Маринка поглядела на меня и заломила брови горестно, как Пьеро. А он все не худеет и не худеет. Наверное, говорит, у нас весы сломались, все время одно и то же показывают. Она свирепо оскалилась, перевела взгляд на мужа и рыкнула: Навер-р-рное, это у тебя мозги сломались!
Да я ж разочек всего Ну, может, два, незаметно уронив на улицу окурок, чтобы Маринка не связала его с поруганными простынями, примирительно протянул Семен.
Я заподозрила, что реплики им с Челышевыми писал один сценарист.
Иди уже, дурень, спать ложись. Маринка вытолкала мужа с балкона и крикнула ему вслед: Твой диетический кефир на столе, не холодный уже, можешь пить! Она обернулась ко мне. Ходит в парк и тайно жрет там чебуреки и шаурму, представляешь? Это с его-то холестерином и целым пудом лишнего веса!