Тогда провинциалы и почти дикари становятся радикальными демократами.
Взрыв национализма на периферии.
Почему сегодня происходит взрыв национализма во всем мире.
Не во всем мире, а на его окраинах. Там, где еще живут традиционные народы. Которые либо знали социалистические ценности (например, в бывших советских, теперь независимых республиках), либо не знали, но захотели жить как «на Западе», потому что им показали красивую жизнь из-за развития информационных технологий. Интернет показал как можно красиво жить без задержки. Люди, которые мало что видели, не имели опыта рыночной цивилизации, захотели всех благ это самой западной цивилизации. «Мы никогда не торговали, наши предки не знали разврата, но мы хотим всех благ без кровавого опыта Европы». Но так не бывает. Война и хаос это налог за такую наглость.
Произошла тотальная деморализация провинциалов.
Все радикальные провинциалы, которые еще недавно жили в условных горах, лесах, в джунглях, пасли баранов, увидели другой мир. Эти люди стали вдруг радикальными сторонниками демократии.
Но это невозможно!
Это возможно. Потому что образование и информация нарушают действующую иерархию в любой традиционной общине. Чтобы не учиться прилежно, не осваивать новые профессии, не читать литературу, не знать науки, но быстро подняться в карьере и получать все блага цивилизации, достаточно отринуть все старые ценности морали, втоптать их в грязь, отказаться от старой «любви» и получить свои трофеи. Самому решать, кто тут авторитет: кто есть ученый, кто герой, кто вообще новая элита
Поэтому постмодерн получил столь широкое продолжение в консервативном мире. Каждый захотел быть ученым, героем, звездой, наконец, очень богатым человеком.
Глава 8
Фабрика мелких диктаторов.
При входе на рынок мало кто сохраняет человеческий вид.
Я не имеют в виду европейские нации сегодня. Они сегодня конечно респектабельны и притягательны для всех провинциалов из Азии и бывшего СССР.
Сменились поколения, теперь уже никто из европейцев помнит ужасы собственной модернизации. Про европейскую модернизацию можно прочитать только у европейских классиков конца 19 и до середины 20 века больше черпать информацию негде. Они описывали ужасы капиталистической Европы, когда миллионы европейских крестьян спасались бегством от голода из своих деревень. (Еще можно спросить у историков. Хотя историки с философами тоже никому не интересны. Для человека постмодерна интересны экономисты, юристы и шоумены). Современные мигранты из республик бывшего СССР (или Азии) в Европу напоминают внутреннею европейскую миграцию середины 19 века вплоть до сороковых годов 20 века включительно. Современные азиаты и бывшие провинциалы из бывших республик СССР и европейцы конца 19 и начала 20 века вообще похожи друг на друга. Между ними только временная разница в сто и более лет. Последние традиционные народы Европы теряли лицо и собственную культуру где-то в 50 -х годах 20 века. Это те народы, которые не участвовали в Первой мировой войне, или воевали короткое время были всего лишь союзниками-сателлитами европейских монстров Англии, Франции, Германии. Испания, Италия были последними консерваторами, последними народами традиции. Можно сказать, что и восточноевропейские народы были последними народами модерна: Польша, Венгрия, Румыния, Болгария, Греция. Сюда же можно отнести и Португалию. Я не беру в виде знаменателя экономические показатели данных стран. Даже внешне всем ясно, что Восточная Европа плюс Испания и Италия экономически отставали от своих западных союзников. Поэтому в Восточной Европе, также в Испании, Италии и Португалии правителями были военные люди, а во Франции, Англии, особенно в Англии в это время правили биржевики или дети биржевиков. Англия, Франция перебили всех своих традиционных людей в Первой мировой войне. Можно сказать, что после мировой бойни в Англии и Франции больше не было больших семей, англичанки и француженки не рожали больше двух детей.
Модерн переходил в постмодерн именно через урбанизацию.
Если смотреть на современных мигрантов из Азии и Африки, то это, как раз, представители традиционного многодетия. В Азии и Африке им просто не хватило места, потому что как было сказало выше: традиция обеспечивает народонаселение в геометрической прогрессии, локальные правители могут обеспечить только арифметическими благами свое быстрорастущее население. Но эти азиаты и африканцы, как раз, понимают до сих пор, что есть такое классическое добро и что такое классическое зло. Даже некоторые католики могут понять, о чем я говорю. Меня могут понять также социалисты и коммунисты. Но не все.
Бывшие граждане СССР меня также могут понять.
Потому что в СССР социализм был построен не по Марксу, а по русской традиции (смотри мою книгу «Традиция против коммунизма»). Поэтому СССР был самой читающей страной в мире, в книжные магазины выстраивались очереди за новыми книгами. Бывшие советские граждане до сих пор понимают классическое добро и классическое зло. Люди, которые хотят понять истину, и которые еще остались, как раз читают стараются думать, являются людьми модерна и связь времен не прерывается.
Люди же постмодерна находятся под тотальным влиянием биржевых котировок: где что купить, где что продается, читают бульварную прессу, любят смотреть ток шоу, когда подходит время выборов, выбирают клоунов, извращенцев, стариков в правительство. Хотя мне могут возразить: разве в СССР не выбирали стариков в правительство?
Разве выбор слабого правителя не является неофициальной доктриной всего человечества в постмодерне?
Да, выбор слабого руководителя является современной доктриной человечества. Но на Западе выборы слабого президента имеет другие мотивы. На Западе с помощью, якобы, демократии выбирают шута, чтобы политика напоминала демократический балаган типа show must go on (а на Востоке отбирали слабых сатрапов и раньше, до модерна чтобы не было сепаратизма (зереф сразу превращается в зелота без стадии показной глупости). В СССР выбирала партийная бюрократия: отбирала старика, либо больного кандидата, чтобы сохраниться наверху подольше классический феодальный закон выживания.
На Западе руководителей превращают в амеб с помощью толпы выборщиков, политические выборы превращаются в шоу, в представление. Эти выборы надоели всем, и ничего почти не решают. Победители, победившая группа выборщиков получает своего премьера, другую часть электората этот клоун не устраивает, но все остается как есть, ничего не меняется. Потому что в обоих случаях главная цель выбора это фрик. Демократия мобилизует только эмоции и самолюбие. Эти эмоции, как раз, старается собрать каждый популист во время избирательной компании. Это и есть деградация системы с использованием больной массы людей (то есть, с помощью физически большой глупости, потому что глупых людей много).
На Востоке все проще.
Элита недолюбливает таланты, любое амбициозное лицо, а талантливы человек, как правило, амбициозен, кажется подозрительным. Кругом собирается либо родня, либо партийные соратники и лицемерят. Правитель назначает скромных на вид, безобидных людей «глупцов», воспитанных в нужном пиетете (часто это выскочки из низов, чтобы помнили свою грязь, были преданы диктатору лично). Основное занятие людей это подыгрыш элите, раболепие, лицемерие, беспринципность. Эта деградация, насаждаемая сверху, но каждый чиновник подбирает себе люди по таком уже принципу я хозяин, а ты дурак. В конце такого режима создается ощущение тотальной серости и застоя, отсутствия перспектив. Пока режим еще дышит, все издержки списываются на «тупое» инерционное население, потому что якобы законы традиции и культура не дают прорваться лучшим. Чтобы произошли изменения, приходится полагаться только на случай: а вдруг из толпы глупцов прорвется скрытый реформатор. Каждый зереф, которого жмут сверху феодалы ждут от него подобострастных улыбок, старается толкнуть в свою очередь слабого, беззащитного, чтобы насладится уже своей маленькой победой. Это мелкое самолюбие чиновников прибито сверху таким же мелкими самолюбиями элиты. Официально талантливы только родственники феодалов, и конечно сами феодалы, талантливее, исключительнее и, конечно, незаменимее всех. Их обзывают по разному в зависимости от ситуации и времени (но самое главное тут это зерефная рефлексия, она остается неизменной, несмотря на все реформы). Каждая мелочь и субъект системы боятся конкуренции не менее, чем чиновники. Эти люди не пропустят никого. Такой народ соглашается видеть таланты только в виде певцов и спортсменов всех прочих интересных категорий, что развлекают, отвлекают, не обращают на себя внимание и не задевают самолюбие. С приходом рынка такие люди помолодели внезапно все: боятся постареть и оказаться ненужными раньше времени.