Никто не двигается, с усилием процедила гадалка.
О том, что я хотела удостовериться в собственной сопротивляемости внушению, я вспомнила позже, когда мы уже покинули магазин. А сейчас я поняла только, что мне надо каким-то образом дойти до Василисы Ефимовны и прекратить этот ужас.
Устроенный, между прочим, по моей просьбе.
это более всего походило на ходьбу по колено в воде, против течения, и притом в полном боевом костюме. Оторвать подошвы от пола не получалось, зато неплохо вышло скользить. Едва я сделала первый шаг, Василиса Ефимовна крепче стиснула руки так, что костяшки на кулаках побелели еще сильнее.
Я ощутила сильную, почти обморочную слабость, но заставила себя сделать еще один шаг.
Малыш на руках отца начал сдавленно хныкать, девчонка у комиксного стеллажа что-то невнятно промычала.
Чем ближе к цели, тем легче мне давался каждый шаг. Когда до Комаровой осталось не больше метра, я даже смогла поднять ногу для следующего шага.
И, едва получилось дотянуться, с размаху хлопнула гадалку по плечу. А рука у меня тяжелая, хоть с виду и не скажешь.
Она сдавленно выдохнула одним долгим свистящим выдохом, и тут же вдохнула. Задерживала дыхание?
И разом все отмерло, ожило: малыш заорал во всю глотку, дядька вышел вон из магазина и тут же упал, отец малыша поспешно двинулся к выходу, девица возле стеллажа уронила на пол книжку, кассирша с книгами тоже, но уже на стол возле кассового аппарата. Ее коллега громко всхлипнула.
Василиса Ефимовна под моей рукой обмякла, словно сдулась после приложенных усилий. И то сказать, она побледнела, а белки глаз у нее стали красные, как после долгой работы за компьютером.
Ну? хрипло спросила она.
Упавший за дверью дядька, матерясь, поднялся и пошел прочь от магазина; мужчина с ребенком вышел почти сразу за ним, на секунду застряв коляской в дверном проеме и рывком ее протолкнув.
Девица-подросток начала жевать жвачку и потрясенно протянула:
Хренасе
Пойдемте. Я обхватила гадалку за оба плеча и повела вон из магазина. Очень быстро.
Она шагала устало и медленно. Я довела ее до своего автомобиля и помогла сесть. Потом проехала около километра от Тарасовского художественного музея. Недалеко, но все же подальше от ушей Соколова и подставных зрителей.
Что-нибудь нужно? Чай? Кофе? Смузи? Что-то из еды?
Просто посидеть, тихо попросила она.
Пару минут мы сидели молча. Потом я решилась:
Вы же говорили, что только на одного человека за раз можете воздействовать.
Ты смотри, все-то ей не ко двору, хмыкнула Василиса Ефимовна. Восстанавливалась она быстро. Во всяком случае, на щеки вернулся румянец, да и глаза стали уже не как у больной конъюнктивитом. На одного человека да, если мне надо, чтобы он что-то сделал. А если нужно, чтобы все сыграли в «Замри!» и ничего не делали это попроще. Заморозить человека оно всегда попроще. Да еще если помещение небольшое. Тогда и нескольких могу подчинить.
Как-то это У меня не находилось слов. Оно и понятно. Будто в серию «Зачарованных» угодила. Какая-то из ведьм там умела делать так, чтоб все вокруг застывали, как скульптуры.
Зато у Комаровой слова нашлись:
И вот если бы у тебя с гипоталамусом, да с мозгой промежуточной все было в порядке, она протянула руку и постучала уже меня пальцем по голове, сверху, ты бы ни-чер-та не сдвинулась бы с места.
Я даже не стала убирать ее руку.
Ну? Она смотрела на меня требовательно, чуть насмешливо; но и тревожно, устало и выжидательно. Убедилась, Фома неверующий?
Я кивнула несколько раз подряд, потом хрипло выдавила:
Да. Сглотнула. Да, убедилась. Поедем, обрадуем вашего поклонника. Я согласна на эту работу.
Он мне не поклонник. Василиса Ефимовна поудобнее устроилась на сиденье и законопослушно пристегнула ремень. Водицы испить не сыщется?
Водица сыскалась, гадалка закинула в рот таблетку (я успела прочесть надпись на блистере оказалось, от давления) и запила ее почти половиной литровой бутылки.
Все эти проделки очень обезвоживают, поделилась она. И давление, само собой, скачет. Я ж не молодуха уже.
Я дождалась, пока она попьет, забрала бутылку, и мы поехали к музею.
В молодости, наверное, все это легче давалось? поинтересовалась я.
Что все?
Ну, штуки эти. Которые вы сейчас проделали. Я повела плечами. Легкое онемение мышц ощущалось до сих пор, будто я отлежала все тело разом. Поэтому ехали мы неторопливо.
Да и на душе было как-то странно. Будто куча вещей разом перестала иметь значение. По крайней мере временно.
В молодости я такими штуками не занималась, пояснила Василиса Ефимовна. Мне сейчас сорок девять так, ну вот где-то после сорока четырех и пошло.
Я слышала, оживилась я, что дар ко всякому такому пробуждается, ну, после какого-то потрясения, катастрофы или крупного поворота в жизни. У вас, наверное, так и случилось?
Да, я после своего личного потрясения была немного бестактна, не спорю.
Да, было, неожиданно весело произнесла Комарова, скаля желтые протабаченные зубы. Случилось потрясение.
И почти без паузы пояснила:
Климакс наступил.
Я не сдержалась и заржала. Неожиданно для себя самой, сильно и громко; так что пришлось срочно притормозить у ближайшей автобусной остановки. К счастью, приступ хохота у меня быстро прошел. Но после него я ощутила настоящее облегчение, да и онемение в мышцах пропало.
А что, хорошо, когда у подопечных есть чувство юмора!
Ух, смеется-заливается думаешь, шучу? Между прочим, цикл менструальный штука серьезная, много на что влияет. Погоди, вот начнется климакс у тебя, сама увидишь.
И как, вы правда заставили бы Артура Лаврентьевича скакать козликом? спросила я, вытерев слезы и снова берясь за руль.
Нет. Мы давно работаем вместе. Считай, коллеги, да и деньги он мне платит приличные. К чему обижать хорошего человека?
И правда, скептически протянула я. Очень хороший человек.
Он первый дал мне работу, когда у меня пошла вся эта свистопляска, ну, способности проклюнулись и прочее. Потом уже подобрал мне в клиенты пару своих знакомых, дело завертелось
Как сутенер прямо, извините за сравнение, не удержалась я.
Я думала, что Василиса Ефимовна обидится или скажет что-то резкое. Даже я ощутила, что как-то очень уж цинично высказалась.
Но Комарова посмотрела спокойно и внимательно и сочувственно произнесла:
Что, за армянского мальчика обидно? Что Артур Лаврентич его прессанул?
Я даже не стала прикидывать, прочитала ли Василиса это у меня в голове или просто была в курсе, кто познакомил меня и Соколова. Забавно, что почти сорокатрехлетнего Арцаха она назвала мальчиком: не такая уж большая у них разница в возрасте.
Да нет, не обидно, пожала я плечами. Просто Соколов не тянет на хорошего человека. Ну, не знаю.
Мы приехали, и удалось припарковаться близ музея.
Уж точно лучше этого ублюдка Макова, внезапно жестко произнесла Василиса, возясь с ремнем безопасности.
Мне нужно знать что-нибудь про вас и Макова? Я считаю, он может быть серьезным препятствием.
Она ответила не сразу.
Сейчас он не такое препятствие, как был раньше. Раньше да. Здорово мне подгадил. Сначала когда копал под Артур Лаврентича, потом когда пытался заставить сотрудничать. Она высунулась из машины и сплюнула уже на тротуар. Ничего, я его, суку, признаю везде. Он ко мне не су-у-унется.
Ох, пойдемте уже.
Даже не позвонив и не уточнив ничего у Соколова, Василиса Ефимовна безошибочно нашла его в немаленьком здании музея. Сразу после гардероба устремилась в музейное кафе там-то он и сидел, смакуя уже вторую чашку кофе.
Как все прошло? он спрашивал не Василису меня.
Смею заверить, демонстрация превзошла все мои ожидания. Я вновь ощутила нас троих как бы замкнутыми в пузырь. Своеобразно отгороженными от остальных посетителей.