Хорошо, настороженно ответила я. Но зачем вам вообще телохранитель? С такими-то способностями?
А затем, что я воздействовать могу только на одного человечка за раз. И я же обстановку не умею оценивать безопасная или нет. А ну как испугаюсь чего? И решу, что я лучше знаю, что делать и куды бечь от беды-то. Да и внушу своему охраннику, что нужно делать. Или вообще решу, что опасности нет никакой, и тоже внушу это охраннику, чтобы выступить дал, не портил турне. Василиса перевела дух. Она выглядела слегка взволнованной. Но только слегка. Понимаешь мою проблему?
Нам потребовался профессионал высокого уровня, но при этом со специфической травмой мозга, добавил Соколов тоном папаши семейства, нашедшего наконец для дочурки подходящего репетитора.
А те двое, которых уже нашли? напом-нила я. И не подавала виду, что удивлена.
Еще в «Сигме», да что там раньше, при подготовке и отборочных тренировках, некоторые из психологов отмечали мою своеобразную упертость. На меня плохо действовали успокаивающие или манипулятивные интонации. Это качество у меня отмечали и рекомендовали развивать. Мол, сложнее будет поддаваться на уговоры пленных, и прочее в том же духе. Некоторые из коллег не только мужчин, но и женщин называли меня твердолобой.
А оно вон, значит, в чем дело. Если верить госпоже ясновидящей в узелочке гипоталамуса.
Алмазный мой, ты еще кого-то нарыл? встрепенулась Комарова.
Нарыл, Василиса Ефимовна. И ребята вполне способные.
Мышка и медведь, пробурчала себе под нос Комарова. Так я о чем, Евгения Максимовна, душенька, соколица вы моя востроглазая. Мне же и от меня защита понадобится. Чтобы я головушкой в опасных ситуациях нормально думала, да вас слушалась. Чтобы чего беспутного не наделала. Мое-то дело маленькое выступать. Вы как, согласны?
Серьезный вопрос.
Мне не хватает м-м-м, вы не очень убедительны, нашлась я. Вот скажите, о чем я сейчас думаю?
Хотите заломить цену, будничным тоном сообщила Василиса Комарова. Если не выйдет отказаться, попросите вдвое больше, чем обычно.
Я не скрыла изумление; и мне плевать было, видит Соколов или нет. Впрочем, он на Комарову, похоже, чуть ли не молился, так что едва ли удивится.
Вот сейчас выругались, продолжила она также спокойно. Ну что еще? Захотите, Артур Лаврентьевич козликом у меня тут запрыгает али бяшкой кудрявой. Он запрыгает, а вы нет.
Это уж вы хватили, возразил Соколов. Оно и понятно: при всем своем трепетном отношении к гадалке едва ли он желал прыгать козликом. Да и кто пожелал бы?
Мне захотелось отодвинуться от этой дамы, а еще лучше вообще выбежать из музея, запрыгнуть в «Фольксваген» и дать по газам.
Тут все подставные. При помощи того же микрофона можно передать команду, и кто угодно что угодно сделает, неожиданно для себя произнесла я. А вы выйдите на улицу и сделайте что-нибудь такое с кем-нибудь не поддельным. Не подставным. Случайным.
Да, жесть, но я нуждалась в доказательствах. Мне случалось заниматься охраной медийных персон, и в их числе были даже двое искусных фокусников.
Но вот с таким уровнем сталкиваться еще не приходилось. Своим глазам и прочим органам чувств я доверяла. А потому мне нужно было увидеть что-то совсем невероятное.
Даже не невероятное, а Ладно, употреблю это слово.
Чудесное.
Вот.
Неужели недостаточно того, что есть? Пожалуй, впервые с момента встречи Артур Лаврентьевич выглядел недовольным.
А если покажу, согласитесь? Комарова, напротив, ничуть не возражала.
Соглашусь. Меня озарила удачная мысль. Вы мне докажите, что я и правда защищена от внушения. Заодно увижу, как вы умеете других подчинять.
О-о-ох. Теперь и Василиса Ефимовна поскучнела.
Сделаете это и я работать соглашусь за свою обычную цену. Не стану требовать надбавку за специфические условия работы.
Вот это с моей стороны была несомненная провокация.
Но стыдно мне за нее не было: мне не понравилось демонстративное влезание в мою голову. И демонстрация неподвластности внушению была решающим аргументом, который убедил бы меня на эту работу.
Пойдемте. Она поднялась, поманила за собой.
Но, добавила я, при этом я оставлю за собой право прервать контракт в случае, если компетентное выполнение моей работы будет невозможно по не зависящим от меня причинам.
Согласен. Вполне разумно, кивнул Артур Лаврентьевич, поднимаясь следом. Вы прогуляйтесь пока, а я еще осмотрюсь. Так редко доводится бывать в музеях!
Мы с Комаровой вышли на свежий воздух. Сегодня, как и вчера, было довольно пасмурно и влажно, но без осадков. Комарова накинула платок на волосы. Верхняя ее одежда представляла собой легкую шубу из экомеха; и вот шуба-то придала ей сходство с цыганкой.
Я закурю? спросила она.
Валяйте.
На «ты» можно? уже с сигаретой в зубах процедила Василиса Ефимовна.
Валяйте, тем же беспечным тоном разрешила я. Ей-ей, после сеанса копания в моем прошлом какое-то «тыканье» погоды не делало.
Ты не смотри, что Артур Лаврентич такой смирненькой да покладистый. Он тот еще Василиса не нашла нужного слова и только сплюнула. Правда, не на тротуар, а в кстати попавшуюся урну.
Зубы у нее были желтые-желтые.
Короче, мне и правда нужен человек с легкой патологией гипоталамуса. И гастроль серьезная, не перенесешь, деньга жирная вложена, да не последними людьми. Комарова затянулась сигаретой, выпустила такой клуб дыма, какому и дракон позавидовал бы. Так что, милушка, очень надо, чтоб ты всю эту гастроль сдюжила. Потому как замену тебе будет найти трудно. И это я не польстить тебе пытаюсь.
Я уж поняла. Я примолкла было, но тут же вспомнила кое-что из сегодняшнего:
А вы с Маковым Антоном Владиславовичем тоже знакомы?
Это который работает в Она оглянулась, прежде чем тихо произнести название организации. Хорошо знакома. Пытался завербовать для нужд государства. Но некоторым людям по другую сторону закона я оказалась нужнее.
И вам это нравится? Я разглядывала Василису, отмечая и возрастные круги под глазами и жесткие складки в углах едва накрашенных губ.
Неплохо, конечно, когда в рот смотрят, уклончиво ответила она. Или там когда помогаешь кому, спасаешь от такой хрени, с какой врачи не справятся. Вот, зайдем-ка сюда, присуседимся к кому-нить. Ты ж хотела что-то чудесное, а?
Чудесное, вздрогнула я. Я ведь не называла это слово вслух.
Она толкнула дверь книжного магазина.
Людей было совсем немного; очевидно, мы попали близко к обеденному перерыву. Человек пять или шесть. Я не успела сориентироваться: Василиса быстро вышла на середину торгового зала. Одновременно забавная и внушительная в своей пушистой экошубе, она оглянулась и поразительно громко гаркнула:
А ну всем стоять!
Я не вздрогнула только потому, что морально была готова к чему-то этакому.
Все посетители застыли, как парализованные. Дядька, взявшийся за ручку входной двери и замерший на полпути; две кассирши, из них одна возле кофейного автомата; мужчина с малышом в одной руке и поручнем коляски в другой; девчонка лет шестнадцати у стеллажа с японскими комиксами.
И я, Женя Охотникова, приглашенная свидетельница.
Василиса Ефимовна стояла, напрягши плечи и сжав руки в кулаки. Челюсти у нее тоже были крепко сжаты. Глаза закрыты, но при том мне было видно, как мечутся под веками глазные яблоки.
Мое тело попыталось выполнить озвученную Василисой команду. Ноги налились свинцовой тяжестью, суставы окаменели; мышцы, казалось, могли раскрошиться от малейшего усилия, будто засохшее мыло.
Я перевела взгляд на кассирш: во время перформанса Комаровой я оказалась к ним ближе всего. Девушки молча таращили глаза: только ими они и могли двигать. Одна замерла с вытянутыми руками и эти руки не дрожали, хотя держали пару увесистых книг. Вторая, у кофейного автомата, силилась разомкнуть побелевшие губы. И от бессилия начала плакать беззвучно и оттого более жутко.