Вытерев губы тыльной стороной ладони, она заметила, что губа опять кровоточит. И что потускневший было член Хеллстрема поднимается снова.
Эй!
И не говори, отозвался Саймон с этой своей усмешечкой. Сам в шоке полнейшем.
Майя обошла стол с другой стороны, чувствуя, что взмокшее, липнущее к телу белье причиняет ей больше неудобств, чем его полное отсутствие. Кончики пальцев Симме слегка побелели. Взяв его руки в свои, она почувствовала ответное пожатие, но кисти были прохладными на ощупь. Черт, ему еще на гитаре играть, помимо всего прочего!
Эй, тебе не слишком больно? поинтересовалась она, заглядывая в его лицо.
Больно. Но мне кайфово Вернись на место! Там, где ты сейчас светишь задом, ты нужна сейчас меньше всего. Хотя, вид захватывает, определенно.
Засранец.
Поборов искушение отвязать его, Майя вернулась и просто легла рядом. Сейчас прикосновение металла казалось почти приятным. Забросив бедро на его живот, она гладила пальцами темный сосок Саймона, заставляя его превращаться то в украшенную серебряным кольцом горошину, то опять в плоскую кнопку.
Ты, реально, охуевшая. Потому что тебе приходит в голову делать то, что должен делать я сам, сообщил он вполне серьезно, даже не поворачивая головы.
По тебе очень заметно, что ты готов трахнуть себя самого. Но, при всем уважении, герр Хеллстрем Отсосать себе самому у тебя еще не скоро получится.
Блядь, ну очень смешно!
Ты растыкал подсказки по всему телу, лежи теперь молча, слегка потянув за кольцо, она услышала, как он с шумом втягивает воздух сквозь зубы. Судя по тому, что ты на сцене творишь, рискуешь не дожить до старости.
Да на кой черт мне до нее доживать?! Скажи лучше что-то, чего я не знаю
Взяв его за подбородок, Майя развернула его лицо к себе.
С мужчинами я не кончаю.
Твою мать, да я как-то тоже! Поцелуй меня, может, это меня утешит.
А тебя не смущает, что
Он фыркнул, поправляя пирсинг.
Главное, чтобы тебя не смущало. И вернись уже туда, откуда Папочке видно тебя всю.
Она перебралась чуть выше, чтобы не обострять, но ощущение его горячего живота у нее между ног приводило ее в состояние, близкое к исступлению. Склонившись к его лицу, она прижалась к нему всем телом, понимая, что отлепиться будет нереально сложно. На обещанный поцелуй он отозвался очень даже живо: Майя еле вытолкала вон его слишком любопытный язык. Облизав губы, он натянул самую ехидную из своих усмешек.
Я со всех сторон мудак, и на вкус я тоже дерьмо редкое. Прости, детка
Иногда в эту рожу хотелось плюнуть безо всяких поцелуев. Не сдержавшись, она отвесила ему звонкую затрещину справа налево, чтобы не переборщить. Сдавленный стон Хеллстрема прошелся по ее нервам гавайской пилой. Кажется, она могла бы кончить только от этого занятного звукового сопровождения.
Его губы дрожали, как у обиженного ребенка, но он рассмеялся.
Врежь мне еще раз, окей? Потому как, я лучше тебя понимаю, чего ты хочешь. И меня эта мысль очень некстати заводит А потом делай, чего тебе приспичит, но только не тормози.
Она приложила его от всей души и тут же запустила язык в увешанное сережками ухо Саймона.
Я хочу целовать тебя, придурок шепот прошелся наждаком по мокрой коже, и она отчетливо почувствовала, как Хеллстрем вздрогнул. Взяв его за подбородок, Майя посмотрела прямо в его раздолбанные зрачки, повторяя уже сказанное. Я хочу целовать тебя, и теперь буду делать только то, чего хочу я сама. Даже если твои руки отсохнут на хер!
У тебя припизженные фантазии, подруга, хрипло проговорил Саймон, в сотый раз облизывая губы, то ли провоцируя, то ли ведясь. Но мне они нравятся. Валяй, я же сказал
Она прошлась пальцами по его впалым щекам, чуть оттягивая кожу, поднимаясь к вискам, касаясь шрама на лбу и даже не пытаясь сдержать нервно подрагивающую улыбку. От локтей Самона до самых запястий, дополнительно перетянутых браслетами, выступили вены, просвечивающие сквозь светлую, местами татуированную кожу сине-зелеными тяжами.
Злющий, но временно беспомощный, герр Хеллстрем просто закрыл глаза. От этого его демарша Майю накрыло волной удушливой нежности, которая была совершенно не в кассу. Покрывая поцелуями его жесткую шею, она даже не думала о том, чтобы причинить ему боль. Но дальше выпирающих ключиц опуститься не получилось ее приподнятая пятая точка уперлась в согнутые ноги Саймона. «Твой зад останется здесь», вспомнилось ей. Вот засранец!
Что ты сделаешь, если я отвяжу тебя сейчас? поинтересовалась Майя, понимая, что все его мысли сейчас не в голове, а прямо под ней. Такие неукротимые стояки только у восемнадцатилетних, жадных до жизни, да у торчков, которые толком ни поссать, ни кончить не могут.
На хер иди!
Симме, не зли меня
Ах, Симме он совершенно бессмысленно резко рванулся вперед, словно питбультерьер на слишком коротком поводке. Симме показал бы тебе наглядную разницу между «трахнуть» и «выебать». Для начала. Потом откусил бы твой язык, потому что ты дохуя разговариваешь. А еще
Майя сто раз видела это в порнофильмах. И никогда у нее не возникало желания даже предложить это Петеру. Пуская его между своих коленок, она делала одолжение ему, их старой дружбе и, как она сама хотела верить, своему женскому здоровью. Ощущение после секса напоминали чувство выполненного долга после пробежки или плотного воркаута в спортзале, а фруктовый запах презервативов преследовал ее еще пару часов спустя, даже после душа. Иногда и это случалось все чаще, Майя была не вполне готова к проникновению, но Петер не трудился даже плюнуть: он просто вламывался внутрь в своем ароматном скафандре, долбясь в закрытую дверь с настойчивостью коммивояжера. Последний раз все было именно так, и вот тогда ей хотелось вскрыться особенно сильно. Петер ушел в душ, оставив ее с массой ручной работы наедине с мрачными мыслями. Возможно, в тот день она впервые поняла, что спать с тем, кого не хочешь по-настоящему преступление против себя самой?
Прямо сейчас она была с опасным незнакомцем и она хотела его до фантомного зуда под ложечкой. Да, она видела это сто раз, а представляла тысячу. Поэтому ни какие-то там особые моральные принципы, ни чертовы стринги, отодвинутые в сторону, ни банальный страх уже не мешали. Реакция на соприкосновение была мгновенной: Саймон заткнулся, не успев закончить фразу, смысл которой сама Майя потеряла уже давно. Ей нравилось все и это его внезапное молчание на долгом, с присвистом, вдохе, и само чувство проникновения, когда ноющая, влажная пустота медленно заполняется твердо-горячей плотью. В этом было что-то первобытное, что-то очаровательно темное и безумно привлекательное. Наверное, в первый раз она почувствовала себя женщиной, а не другом.
Потому что сама хотела этого больше, чем чего-то еще.
Просто втолкнуть в себя этот член, обтягивая его со всех сторон собственным телом. Найти в себе то дно, за которым только сладковатая боль исступления, когда мужское начало действительно встречается с женским там, в вяжущей темноте Майя смотрела в глаза Хеллстрема и оттягивала этот момент, видя, как он кусает губы.
Как напрягаются его руки.
Как сильнее затягивается узел.
Как расцветают нежно-сиреневые веточки у самых ладоней, на белой коже в просветах между браслетами.
Сзади что-то грохнулось. Скорее всего, свалился роскошный ботинок Саймона, когда он сам вытянулся по струнке.
Она опускалась не слишком, но все же медленно, стараясь не делать лишних движений, и почти не дыша. Неотрывно глядя в наглые глаза напротив, чувствуя, как ее пробирает дрожью от этого взгляда и от иллюзорного чувства власти над этим телом, притом, что она едва могла совладать с собственным.