Но музыканты занимались тоже. Егоров проводил политинформацию, проходил с музыкантами уставы, а Сибиряков шлифовал строевые занятия, упирая на то, что-де:
Музыкант должен ходить лучше, чем курсанты полковой школы. Ведь у них руки-то будут заняты, а равнение в ножку с них будут требовать знаете как?! Да и оркестр-то где идёт?! Впереди! Все глаза на него! Так что: РРРавняйсь!!!
И совершенно неожиданно, в момент, когда никто этого не ожидал, прозвучало по лагерю: «Тревога!»
Очень быстро построились подразделения, и вся часть майора Рамонова, по команде самого майора, вышла из лагеря и пошла по направлению к городу К**. Егорову бросилось в глаза, когда они вышли из лагеря, то, что очень много женщин и детей стояли у дороги. Многие держали в руках трогательные узелочки, многие навзрыд плакали. Матери, жёны, детишки пришли проводить своих родных в дальнюю безвестную дорогу. Многие женщины бросились в сторону музвзвода. Да, вот Сибиряков взял какой-то свёрточек и обнял торопливо немолодую уже женщину, вот Ильин и Шехорцов тоже торопливо выскочили из рядов. Они сейчас же стали на свои места, а женщины почти бегом спешили сбоку, на почтительном расстоянии, не сводя глаз со своих близких, спотыкаясь и чуть не падая. И ещё раз подумал он, как хорошо, что его Макси здесь нет в это время. Как бы было тяжело
Как это ни странно, но, очевидно, информация в городе была поставлена на очень высоком уровне. Провожающих становилось всё больше и больше. Когда подходили к вокзалу собственно, не к вокзалу, а к платформе, вероятно, считающейся воинской, было уже совсем темно. Провожающих же было просто много! Роты начали разводить по вагонам. К Егорову подошёл капитан Безродный и предложил ему вести музвзвод в отведённый ему вагон. Товарный вагон с нарами, без освещения уютом не привлекал.
Направьте людей за продуктами в вагон-склад, он в середине состава, назначьте дежурных, старшим по вагону пусть будет старшина, а сами как хотите, можете идти в вагон комсостава или оставайтесь со своими людьми. Имейте в виду, что наш вагон в точности такой же, добавил Безродный.
Егоров, с сожалением оторвав Сибирякова от его жены, передал ему распоряжение Безродного. Старшина выслушал, окликнул Кухарова его никто не провожал, и они в сопровождении семейства Сибирякова пошли за продуктами.
Кругом стоял шум прощания. Плакали женщины, кричали по-разному дети Всё это в темноте, в суматохе. Вот пришли и Сибяряков с Кухаровым, сложили принесённое в вагон. Сибиряков опять окружён своей семьёй.
Горькое чувство одиночества охватило Егорова. Вот ведь всех провожают, а он один и некого ему поцеловать, некого обнять перед отъездом.
Что, Егоров?! Переживаете?! спросил его знакомый хрипловатый голос.
Майор Рамонов стоял рядом.
Вы ведь женаты, Егоров! Где ваша жена?
Осталась в Т**, а дочка наша у бабушки, недалеко от города В**.
Очень хорошо. А вот мои дочки вместе с мамой где-то а где, я и не знаю. Когда меня вызвали в Москву, они оставались в Бресте, а вы, вероятно, знаете, что получилось в Бресте 22 июня Рамонов молча пошёл вдоль вагонов.
Горе Егорова померкло перед скрытым горем этого мужественного, всегда такого подтянутого человека. Сколько людей уже испытывают горе, и скольких людей это горе ещё ждёт
По вагонам!.. раздалась команда. Люди стали подниматься в вагоны и перекликаться с провожающими. Поднялся в вагон и Егоров, но шум прощания ещё долго не умолкал. Наконец послышался резкий свисток, короткий отрывистый гудок паровоза, и поезд медленно пошёл. Но состав этот не ушёл далеко. Он отошёл от воинской платформы, поманеврировал по путям станции и в конце концов остановился где-то в закоулке. Провожающих уже не было. Некоторые музыканты смотрели в открытую дверь, кое-кто устраивался спать. Ужинать никто не захотел. Через полчаса все уже спали. А поезд пошёл только в два часа ночи. Он быстро взял разгон и шёл на предельной почти скорости. Куда он шёл никто этого в эшелоне не знал. Под утро заснул и Егоров.
Глава 5
В эту ночь в вагоне стало необычно уютно. То ли привыкли к вагону, обжили его, то ли вагон проникся духом товарищеских, человеческих отношений. А тут ещё пошёл дождь, и дождевые капли постукивали по крыше вагона, а в вагоне было тепло, вспыхивали искры самокруток.
Музыканты вспоминали былые дни, а Сибиряков беседовал с Егоровым:
Беспокоитесь вы? А как же! Сомневаетесь ясно почему Всё равно будто в тёмную играете да Только, товарищ старший лейтенант, сомневаться не надо! Не подведём мы вас! Вот получим инструменты, вы и увидите, кто из нас чего стоит. Ну Кое в ком, может, и ошибётесь, конечно улыбнулся он, так ведь и без этого нельзя. А что оркестр у нас есть, то это факт!
И заснулось в эту ночь как-то легче, чем в последнее время.
Но вдруг поезд резко затормозил, остановился, а через несколько минут раздалась команда: «Выходи из вагонов!»
Раскрыли двери. Время было предрассветное, шёл моросящий нудный дождичек, никаких станционных строений не было видно. По бокам железнодорожного полотна стоял лес, было сыро и промозгло.
Егоров взял свои вещи и спрыгнул на землю. За ним стали выпрыгивать и музыканты. Последними соскочили Сибиряков и Кухаров, они собрали продукты и привели вагон в порядок.
Вдоль вагонов выстраивались подразделения. Было видно, как со стороны паровоза уже отходили в лес колонны. Подошёл капитан Безродный.
Ведите своих людей, Егоров, вот за этой ротой. Увидите отдельный дом деревянный, там и остановитесь. А дальше будет видно.
Товарищ старшина, постройте взвод и идите за мной, обратился Егоров к Сибирякову.
Прошли через железнодорожный переезд, вышли на лесную дорогу, но дорога через лес скоро окончилась. Перед глазами идущих открылась большая площадка, когда-то, вероятно, бывшая опушкой леса, ибо вся она была окружена лесом. На краю этой опушки виднелся большой, длинный деревянный дом. За ним же виднелись крыши нескольких, уже небольших, домиков. А дождь всё шёл мелкий, сеющий, назойливый. Было очень сыро. Подошли к дому, остановились и, пользуясь возможностью, закурили. Обратили внимание на то, что подразделения поворачивают в лес и скрываются там. Наконец к музыкантам подошёл капитан Безродный.
Товарищ Егоров! В этом доме будет размещаться штаб части. Сейчас надо, чтобы ваши люди помогли расположиться штабу. Вот им всё покажет лейтенант Чарыгин. А мы с вами пройдёмся по территории и разыщем помещение для вашей службы.
Но разыскать помещение было совсем не простым делом. В лесу, в котором, по всем признакам, раньше размещался лагерь крупной воинской части, были устроены великолепные, большие, прямо-таки комфортабельные землянки. В этих землянках были полы, достаточно большие окна, отличные печи.
Каждая землянка была рассчитана на роту, не меньше. Но все землянки были уже полностью заняты, да и велики они были бы для оркестра. В конце просеки виднелось большое изящное строение, как оказалось впоследствии лагерный летний театр. Среди землянок уже суетились старшины, дневальные. Красноармейцы готовились передохнуть.
Капитан Безродный долго молчал и наконец, очевидно, приняв решение, произнёс:
Давайте пока разместим оркестр в палатке. А там утрясёмся, устроимся, будет место и оркестру. Ручаюсь, что будет хорошо.
Штабное имущество было уже внесено в дом и почти расставлено по местам. Старшина Сибиряков с группой музыкантов пошли в палатку. Егоров побыл в штабе, проверил, как ставится палатка, а тем временем прекратился дождь, выглянуло солнце, и жизнь показалась совсем не такой уж плохой. Что-что, а воздух был очаровательный. В лесу было много сосен, цветущих кустарников.