«Да уж, с этими негодяями ухо надо востро держать, размышлял Колька, пиная камушки по платформе. Мелкие они такие: бдительность должна быть, руководство, а то и по шее вовремя навесить. А то любая вражина такого в мозги надует»
Он поежился, отгоняя собственные, личные привидения черепов и миханов, и в этот момент заметил, случайно глянув, что у расфуфыренной «барыни» появилась компания.
* * *
Небольшая гражданка в военной форме. И, поскольку стояли они неподалеку, Колька сумел разглядеть у той на погонах змею, заглядывающую в чашку на ножке.
«Военврач. Ишь ты»
При всей Колькиной моральной устойчивости и при том, что Ольга бесспорная и абсолютная красавица, никак не мог он пойти против совести. Эту вот ну, просто в кино снимай. К тому же в форме. Не особо дорогая, видно, что ношеная, но сидит, как влитая (и до ужаса ей идет) в узенькой талии стянута широким ремнем, юбка плотно облегает стройные бедра, хромовые сапожки Да и сама она что ты! ладная, гибкая, как стальная проволока; черные кудри, берет на бровь, глазища смола огненная, кипящая, губы вишневые, как конфета барбарис, подбородок хорошенький, вперед. Одно слово комиссарша. Даже на расстоянии так и веяло от нее властностью и уверенностью, и неудивительно, что «барыня», внимательно слушая, серьезно и значительно кивала, не возражая ни слова.
А уж когда «военврач» извлекла какую-то бумагу, принялась что-то втолковывать собеседнице, явно заботясь о том, чтобы никто другой написанного не видел, «барыня» всей своей толстенькой фигуркой чуть не вытянулась во фрунт и не взяла под козырек.
В утреннем тумане подал голос долгожданный состав. Но, к немалому Колькиному изумлению, «барыня», которая явно собиралась ехать именно на этой электричке (иначе к чему в такую рань тащиться на станцию), решительно отправилась за спутницей к спуску с платформы.
«Что-то случилось? Передумала? мимоходом удивился Колька, прикидывая, где после остановки окажутся двери. Стоило топтать каблучки Ну и пес с ней. Ах ты!»
Он едва не выругался, поскольку один из пассажиров, тоже резко передумавший, ринулся от края платформы и прямо ему по ногам. Колька еле успел спасти свои многострадальные скрюченные пальцы, и то лишь потому, что этого субъекта приметил давно. И тоже разглядывал с немалым интересом.
Так-то, на первый взгляд, типчик прямо с плаката гимнастерка, тужурка, значок ГТО и вроде бы парашютик. Простецкая, открытая физиономия, скуластый, нос уточкой, глаза раскосые, белые волосы, укатанные в «политический» зачес. Вот разве что кожа какая-то блеклая, что ли. Сапожки начищенные, стрелочки на аккуратно заправленных брюках. Стопроцентный, без примеси комсомолец. Как пить дать, отличник-заочник, заводила-общественник и наверняка ударник производства. Потому что на правой руке у него не было указательного пальца, а оставшиеся самые пролетарские сильные, длинные и при этом на концах тонкие, как у пианиста. Колька сразу подумал, что этот товарищ на производстве может и без ключа обойтись, ему небось гайку отвернуть раз плюнуть.
Все это время, ожидая поезда, «комсомолец», присев на корточки, подкармливал голубей, выуживая крошки из кармана. Потом, закончив, вдруг так мастерски пустил цевку сквозь зубы, что Колька удивился.
В это время причалил поезд, распахнулись двери, все ринулись внутрь. Кольку подхватило и понесло, и все-таки он успел заметить, как «комсомолец» поспешает с опустевшей платформы. Туда же, куда проследовали «военврач» и «барыня».
До склада Колька добрался без приключений, там без вопросов выдали ему полный комплект одежды и новехонькие крепкие ботинки, в которые он тотчас же с наслаждением и переобулся. Кладовщик без особого интереса уточнил:
Старые будешь сдавать или как?
А что, надо?
Как хочешь.
Колька с сомнением осмотрел обувку: ну да, носы стертые, каблуки сбитые, но вполне еще продержатся. «Как раз Саньке подойдут», решил он и сказал, что не будет.
Гулять по центру со скарбом и ботинками было не с руки, поэтому Колька отправился в обратный путь сразу. Без приключений добравшись до своей станции, он бодро зашагал по леску в сторону дома, миновал поворот на дачный поселок и внезапно оказался в куче народу. Мелькали белые халаты, кишели погоны, петлицы, несколько знакомых лиц. Вот и Акимов, непривычно мрачный, пошутил, пожимая руку:
Николай, без тебя никак. Откуда чешешь?
За обмундированием ездил, пояснил он, что тут случилось?
Культурный Палыч свирепо сплюнул, не хуже «комсомольца» на платформе:
Падла какая-то. Мародеры.
На носилки укладывали вялое, оплывшее тело, в глаза Кольке бросилась пухлая босая пятка, обтянутая знакомым, как бы ветчинным чулком, аккуратно заштопанным в одном месте. Парень, сглотнув, отвернулся. Акимов резко затянулся папиросой, сплюнул снова:
Фельдшер говорит: сердечный приступ. А какая-то тварь мимо прошла, ну и обобрали, сволочи. Как куклу. Все вытряхнули, вплоть до печенья. Крошки кругом.
Кто это, Сергей Палыч?
Наша, местная, опознали уже. К дочке в центр ехала, с внучкой повидаться, ей же и гостинцев везла. Так, ну нечего тут, иди хотя постой.
Акимов, быстро оглядевшись, отвел Кольку в сторону, заговорил, понизив голос:
Слушай Я ничего, но Тамаре передай, пусть пироги свои и прочие бутерброды с прилавка уберет. Возможно, что ревизия.
С чего вдруг? удивился Колька.
По городу и области трясут общепит, на предмет неучтенки, излишков Увидев, что грядут возражения, Акимов поднял палец: Отставить, времени нет. Я сказал ты слышал, теперь шагай.
Колька беспрекословно повиновался.
Лишь отойдя на некоторое расстояние, он спохватился: не вернуться ли, не рассказать ли про тех, кого видел с утра на платформе? Но засомневался. Мало ли, обознался, мало ли, кто чулки такие носит. Они, может, много у кого есть. Что он, разбирается? Ну, поговорили женщины, ну и что?
И все-таки на душе было препогано, хорошего настроя как не бывало. Что за жизнь такая несуразная, за один и тот же день столько событий, и никакого равновесия!
Он шел, пиная опавшие листья, постепенно сползая мыслями на другое: «Делать им нечего, нашли кого трясти. Тамару-то! Сама вобла сушеная, соплей перешибешь, вкалывает, рук не покладая»
Недоумение было святым и объяснимым: заведующая столовой, Царица Тамара, сама ничего не ела, на работе дневала и ночевала, в условиях жесткого недостатка выделяемых фондов умудрялась откармливать подопечных как на убой. Своими руками лепила пироги из ничего горсть муки, полстакана масла и все, что под ногами растет, вплоть до крапивы со двора. И продавала это за копейки, на которые, в свой черед, доставала масло вместо маргарина, сало вместо лярда, сахар вместо сахарина, не просто кости, а с мясом, и прочее. Была же при этом тоща до предела, чуть не просвечивала, носила одно и то же ветхое темное платье, одни и те же худые ботинки зимой и летом и напоминала, скорее, не деятеля общепита, а монашку. К тому же одна-одинешенька.
Она и кража пищепродуктов? Зачем? Дичь какая. Хотя предупредить, конечно, надо
Тут из-за угла вынесло на него Приходьков, Саньку со Светкой, и Колька воспрянул духом, без церемоний усадил старшего на лавочку и, морщась от его портянок, заставил примерить ботинки.
Ух ты! восхитилась Светка, всплеснув руками. Какой красотец!
Как раз, буркнул Санька, притоптывая, еще и под толстый носок останется. Ну это, спасибо.
И протянул Кольке яблоко, в которое тот немедленно впился зубами. Проголодался за день.
Носи на здоровье.
* * *
Найденова Мария Васильевна, одна тысяча восемьсот девяносто пятый год рождения, вдова, член партии, проживала по адресу: улица Первого Мая, дом пять, квартира два, заведующая складом, не судима, не состояла и тэ-дэ и тэ-пэ