Помилуй, мне-то откуда знать. Шеф со мной не секретничает, все приходится устанавливать самой. Единственное, что скажу совершенно определенно: в свидетельстве о рождении Даниила Олеговича в соответствующей графе проставлен жирный прочерк.
Так у вас и доступ ко всем документам имеется? снова подивился Гуров.
Разумеется, уже несколько колко подтвердила она и затушила в пепельнице окурок. Для чего еще нужны секретари. Для красоты?
И для этого тоже, вставил Крячко. Эва как, прочерк. Какой нюанс! Ну, у пана Ректора, само собой, алиби железное? Никаких рук-ног в хозяйственных сумках и обводных каналах
Фи, неостроумно, не одобрила шутку секретарь, и нехорошо.
Станислав сделал вид, что засмущался, и сменил тему:
Лилек, фото-то явно старое. Поновее нет?
В личном деле есть кое-что, но и они не из последних.
Лев Иванович уточнил:
То есть вы считаете, что он сильно изменился? Были предпосылки?
Были, подтвердила она, изменился, полагаю, сильно.
Ну а если говорить спокойно и беспристрастно, то что в целом вы, Лилия Ивановна, могли бы сказать о Данииле Олеговиче? Хотя бы образца того периода, когда вы с ним общались.
Я пристрастна, без малейшего раскаяния покаялась Лилия Ивановна, поскольку знаю его с детства. Ничего плохого про него не скажу, он всегда был очень милым ребенком. Но если абстрагироваться Она задумалась, потом спокойно и методично принялась перечислять: Скрытен, себе на уме. Сильно зависим от отца, хотя и сам по себе имеет немалый вес в научном мире. Поздний, болящий ребенок
В каком смысле? уточнил Крячко.
Лилия Ивановна скособочилась:
Позвоночник искривлен, прихрамывает. Последствия легкой формы детского паралича.
То есть он ограничен в движениях? спросил Гуров.
Нет, возразила Лилия. Отец потратил массу денег на его реабилитацию. Лечебная физкультура, диета, санатории, в том числе за границей. Прихрамывал, конечно, но некритично. При обострении болезни ходил с тросточкой.
Но мыслительные способности, надо полагать
С ними полный порядок, твердо заявила секретарь. Превосходные знания английского, немецкого, итальянского языков, плюс латыни, это не считая отличной учебы. Великолепно рисует. Вот, это его работа, подарок мне на мой день рождения.
Женщина сняла со стены рисунок в овальной металлической рамке, выполненный пером. На первый взгляд на нем была изображена Кармен с папироской в зубах. Со второго взгляда становилось очевидно, что это Лилия Ивановна образца десятилетней давности. Возможно, с оригиналом у копии было много расхождений, но личность узнавалась безошибочно, как если бы художнику удалось показать не столько внешность, сколько внутреннюю сущность.
К тому же, несмотря на отсутствие цвета, одними черно-белыми штрихами изображены были все непременные атрибуты и самой Кармен, как персонажа страсть, гордость, ветреность, и даже летящие косы, алые ленты и роза в волосах.
«Еще немного и послышатся фламенко и кастаньеты, подумал Лев Иванович, рассматривая рисунок, переданный ему Станиславом. В самом деле, великолепный рисунок. Лаконично и талантливо».
Лилия Ивановна, подождав некоторое время, деликатно изъяла из рук Гурова рамку с рисунком, снова повесила ее на стену и завершила анамнез:
В общем, любимый сын Ректора.
Интрижки? Женщины? поинтересовался Станислав.
Вообще ничего, от слова «абсолютно».
Ты сказала, что он скрытен.
Разве можно что-то скрыть так, чтобы никто не знал, тем более я? задала она риторический вопрос. Вот здесь, Лилия Ивановна показала на другой шкаф, запертый на ключ, запротоколирован практически каждый день его жизни. Кто-то бездельничает, кто-то занимается спортом, кто-то увлекается музыкой. Даниил посвятил себя науке. Он все время учился. Не просто на одни «отл.». Сокурсников он опережал в учебе на год, по некоторым дисциплинам на два. Отец не особо баловал его деньгами и Даниил подрабатывал репетиторством. Жил по строгому распорядку дня. Подъем в шесть, отбой в одиннадцать. Получил красный диплом, окончил аспирантуру, защитил диссертацию, стал преподавать у нас на кафедре Лилия несколько снизила пафос повествования и закончила: И потом, узнай папаша о посторонних занятиях последовало бы наказание. Это только со стороны казалось, что отец им не руководит, сынок был под колпаком хлеще мюллеровского.
Да, интересно, протянул Лев Иванович.
Лилечка, теперь давай про пропажу.
Лилия Ивановна с веселыми искорками в глазах прищурилась:
Ишь ты, сыскарь. Сам не желаешь трудиться?
Я?! возмутился Крячко, театрально хватаясь за сердце. Да я самый трудящийся из всех трудяг, просто
А тебе не кажется, Стас Васильич, что это ты лучше меня можешь выяснить необходимые тебе сведения?
Полковник с готовностью заныл:
Ну, Лилек, покуда мы, убогие, будем выяснять и вникать, что, да как, да почему, это же столько времени пройдет. А ведь ты и так уже все на свете знаешь.
Ничуть не смутившись, секретарь согласилась:
Да, это факт. Не плачь, так и быть, расскажу. Лилия Ивановна помолчала, собираясь с мыслями, потом принялась излагать: Итак. Счастливый-младший пропал порядка шести месяцев назад. Он самовольно покинул клинику
«Старый лис, а втирал-то про «санатогий», припомнил Гуров, врет по любому поводу, даже если это и ни к чему какая разница, кто где лечился?»
И переспросил:
Извините, Лилия Ивановна, клинику? Не санаторий?
Нет, наркологическую клинику.
Как это наркологическую? удивился Крячко.
Ну да, нетерпеливо повторила секретарь, изобразив длинными пальцами по столешнице дробь точь-в-точь кастаньеты, частную наркологическую клинику.
Сыщики переглянулись. Всезнающая Лилия Ивановна явно не испытывала снисхождения к тем, кто соображал медленнее ее. И с раздражением осведомилась:
А что конкретно удивляет, господа? Что же, отпрыск такого родителя имел шанс не спиться?
Разве Даниил Олегович пьет? по-простецки уточнил Гуров.
Лилия Ивановна поджала губы и качнула головой в знак согласия.
Весь из себя положительный, усердно учится, находится под постоянным присмотром и спивается? удивился Лев Иванович.
Секретарь вновь кивнула.
Неувязочка какая-то. Чтобы кукушка поехала, нужны предпосылки, заметил Станислав напрямую. Так нас учит криминология.
Секретарь согласилась, что какие-то предпосылки наверняка были:
Иначе с чего папа после красного диплома, защиты диссера, преподавания вышибает любимого сына из академии, да к тому же по собачьей статье: пункт восьмой восемьдесят первой Трудового кодекса.
Иначе говоря?
Аморалка.
О как. То есть отец его уволил?
Ну, скажем так: Счастливый-младший написал заявление об увольнении по собственному желанию. Но иного выхода у него не было.
Грешен был Данилушка? уточнил Станислав.
Ничего подобного. Не было греха за ним и быть не могло. Помимо прочего, сын унаследовал хворь папы, женоненавистник еще тот, разве что вежливый. Вот после этого-то изгнания из рая Данилушка отправился на землю. Участковым, уточнила она, выдержав паузу.
Получилось эффектно: Лев Иванович сначала решил, что ослышался, Станислав, судя по выражению лица, был просто сражен.
Кем?!
Участковым инспектором, повторила Лилия Ивановна, явно наслаждаясь произведенным впечатлением.
Гуров потер лицо ладонью, вздохнул:
Жестоко. Прямо-таки бесчеловечно.
Лилия Ивановна вновь закурила и согласилась:
Я разделяю вашу точку зрения. И тоже считаю, что отец поступил, руководствуясь ложной идеей о шоковой педагогике. В целом мальчик-то жизни настоящей не видел, и, понятно, карьера не заладилась. К тому же подобная работа не способствует трезвости и психологическому здоровью.