А пострадавший где? ухмыльнулся Иннокентьич.
За участковым побежал, хмуро ответил батя, и пристально глянул на меня: Точно не жег?
Пока я выискивал слова, чтобы извернуться, не соврав, показался «куркуль». Он грузной трусцой кружил вокруг широко шагавшего Михалыча, местного участкового, то отставая, то забегая вперед, в лицах описывая уж-жасное ЧэПэ.
Иван Михайлович слушал рассеянно. Человеком он был спокойным и рассудительным, и всегда «при исполнении». Бросив взгляд на останки туалета, участковый пожал руку Панину, отцу, поприветствовал остальных кивком, а затем всем корпусом развернулся ко мне.
Ну-с, начал он в манере Айболита, излагай.
Нельзя сказать, что меня переполняли спокойствие и невозмутимость. Приходилось следить за собой, чтобы не выдать тайный страх излишней болтливостью или суетой.
Признаюсь, мотив у меня был, начал я, замечая, как напрягся отец. Мы договорились с Юрием Панасовичем, что он заплатит двадцать рублей за туалет. Я свою работу выполнил, но получил только десять.
Нехорошо, гражданин Кравчук, серьезно вымолвил Михалыч.
Так я дернулся сосед, но блюститель порядка утишил его движением руки.
Версии есть? внушительно спросил он.
Одна, улыбнулся я, чувствуя, что «моя милиция меня бережет», но верная. Заказчик сам спалил туалет! Спьяну. Опробовал, так сказать, новостройку, посмолил «беломорину» Окурок в угол. А там видите, банки лопнули? и краска, и олифа, и керосин Или в чем я вчера кисти замачивал? В солярке? Ну, короче, подтянул Юрий Панасович штаны, вернулся соображать на одного, а от «бычка» и полыхнуло!
Ой, господи, да видела, видела я! заверещала вдруг Авдотья Робертовна.
У меня коленки мигом ослабли, а «квашня» с жаром выдала:
Встала я за полночь, вышла на веранду по надобности, смотрю, а во дворе будто костер горит! Я на улицу батюшки! А там пожар! Так всё и пылает! Дым столбом, а окно у Панасыча светится, и дверь настежь
Это ничего не доказывает! нервно выкрикнул «куркуль». Я до суда дойду, я вас всех, всех на чистую воду!
Чувствуя настроение «народных масс», я вкрадчиво проговорил:
А вы не боитесь, что судья заинтересуется не самим поджогом, случайным или намеренным, а спросит, откуда дровишки? Где вы, гражданин Кравчук, взяли полкуба оструганной «дюймовки»?
Немая сцена. В тишине было слышно, как шлепнули губы «куркуля», смыкаясь в нитку. Ни слова не говоря, Юрий Панасович развернулся, и убрел в дом, аккуратно затворив дверь за собой.
Будем считать инцидент исчерпанным, спокойно подвел черту участковый. Учтиво козырнув мне, он сунул папочку подмышку, и отправился по своим милицейским делам.
Михалыч человек! выразился Панин.
Ну, да рассеянно отозвался отец.
Дань! оживился Иннокентьич. А сооруди мне тоже такой! и быстро добавил: Двадцать, и деньги вперед!
Воскресенье, 26 августа. День
Липовцы, улица Угольная
В субботу я ударно потрудился, вот и устроил себе выходной в «день веселья», как пела «Пионерская зорька». Пришлось же и яму копать, и стройматериал до ума доводить. Доски у Панина имелись, но обрезные, так что достал я рубанок, и обстругал каждую «дюймовочку». Намаялся вдосталь, зато мой карман приятно грели три красные бумажечки. Растет благосостояние трудящихся
Может, и не пригодится неожиданно рассудил Иннокентьич, осматривая свеженький, желтенький «объект МЖ». Но пусть будет! Пошли, покажу кой-чего
Отсутствием любопытства я никогда не страдал, а Панин пригласил меня в дом, и похвастался своей минералогической коллекцией.
Так вы геолог? мои глаза зарыскали, ловя острый, холодный блеск неведомых минералов.
А то! горделиво хмыкнул сосед. Буквально вчера заглядывал в шахтоуправление, звонил в Ленинград одному товарищу, и он довольно заулыбался. Моя судьба скоро сделает изрядный зигзаг буду преподавать в Горном институте!
Поздравляю! искренне пожелал я.
Благодарю, церемонно склонил голову Панин. Вот только камушки свои с собой не повезу, куда столько Передам в школу. Но кое-что Вот, например, он взял в руку неровный, обкатанный голыш. Нильская яшма! А вот увесистый булыжник отливал темно-синим цветом. Лазурит! В прошлом году привез из Афганистана Хочешь, подарю?
Хочу! выпалил я.
Бери!
Домой я вернулся с целой коробкой камней. Там и турмалины лежали, и аметисты, и гранаты, и даже редкий, необычный чароит. Было мне немного стыдновато, потому как все эти увесистые подарки я не собирался бережно хранить. Продам одному коллекционеру во Владивостоке. Он как-то рассказывал, что вел в семидесятых «Клуб юных геологов». Наживусь
* * *
Ближе к вечеру родители ушли на новоселье. Пока отец дымил во дворе, мать наводила красоту перед зеркалом. Пользуясь моментом, я решил поделиться протянул ей честно заработанные двадцать рэ. Родительница заколебалась, покачивая сережками, но выдержала характер, и пробурчала:
Ой, да трать, куда хочешь!
Ладно, я тебе тоже что-нибудь куплю, мой тон звучал примирительно.
Мамуля посмотрела на меня с каким-то новым чувством, словно удивляясь тому, что рядом с ней выросло. Хотела что-то сказать, но передумала, и торопливо зацокала к выходу.
Котлеты в холодильнике! обронила на ходу.
Тяжелая дверь гулко захлопнулась, звякая крючком толщиной в палец и тишина
Я встал и бессмысленно походил от окна в комнате до окна на кухне. Телик, что ли, включить? А что там смотреть? Концерт ко Дню шахтера по первой? Или советский телесериал «День за днем» по второй? Не хочу.
И холодильник победил телевизор
Вторник, 28 августа. День
Владивосток, улица 25 октября
С Уссурийска до Владика я доехал за рубль. И потратил еще пять копеек на автобус, увезший меня от автовокзала. Город за окном узнавался как бы не до конца, словно растеряв ставшее для меня привычным высотки, эстакады, вечные пробки на дорогах.
Нынче никакой толчеи на улицах краевого центра не наблюдалось, и назойливой рекламы не видать. Правда, хватает идеологии красные флаги, серпы и молоты, громадные инсталляции на крышах, вроде мантры «Слава КПСС!», попадались частенько. Но я даже радовался «наглядной агитации» она как будто подчеркивала, что «светлое» прошлое снова стало для меня настоящим. А о том, какое время на дворе, напоминали символы Олимпиады и ее удачный талисман чижиковский Мишка.
Вышел я напротив железнодорожного вокзала. Здание красивое, в духе русской готики, но я его не любил. Ведь Владивосток тупик, конец Транссиба.
Вернувшись назад, поднялся до семиэтажной громадины, к которой приклеилось народное прозвище «Серая лошадь». Державный полудом-полудворец в стиле сталинского ампира, действительно был выдержан в пепельных тонах, но вот причем тут непарнокопытное тайна, покрытая мраком.
Я вошел в гулкий подъезд, где меня «встретили» статуи львов и витые перила. Старенький лифт поднял на несколько этажей, и мой палец вжал кнопку звонка у высокой двери. Здесь всё такое потолки в три с половиной метра, огромные комнаты, даже свой детсадик есть.
«Всё во имя человека, всё для блага человека».
Правда, в «Серой лошади» изначально селились люди, скажем так, непростые чины из НКВД, ученые, артисты, адмиралы с генералами
Замок влажно щелкнул, и створка отворилась, выпуская длинного как жердь парня лет тридцати, обряженного в бело-голубой спортивный костюм «Адидас» и синие кроссовки, столь же дефицитные. С фирменным прикидом контрастировало скуластое славянское лицо, густо присыпанное веснушками. Сквозь линзы очков, посаженных на широковатый нос, смотрели прозрачные глаза в тон спортивке.
Взгляд скакнул по площадке, и сфокусировался на моей персоне.
Э-э Здравствуйте.
Здравствуйте, отвесил я легкий поклон. Евгений Петрович?