Потом они шли по какому-то парку и шуршали прелыми листьями Дошли до Наташиного дома; она показала ему свои окна на шестом этаже И они уже попрощались, она вошла в подъезд, но бегом вернулась и, находясь под своими окнами, звонила из автоматной будки маме, чтоб та не волновалась и ждала ее не скоро.
А потом он повел ее к букинистическому магазину, возле которого, по старой традиции и вопреки милиции, колобродил чернокнижный рынок. Здесь у Наташи зарябило в глазах от пестроты типов и страстей. А Мельников уверенно протолкался внутрь, в полуподвальный магазинчик; там главным продавцом был старый знакомый Мельникова лысый, похожий на печального сатира, в профиль еще и на больную птицу. Он спросил:
О! Кто вам сказал, что сегодня я что-то имею для вас?
Интуиция, Яков Давыдович, больше некому И потом, давно не заглядывал Как здоровье ваше?
Мальчик, не ответив, старик переключился на юного покупателя, который почти лег на прилавок, ты слишком шумно и жадно дышишь. Поднял перекладину. Иди, смотри здесь
А можно?
Я же говорю, ну! Так вот, дорогой товарищ Мельников. Как здоровье, вы спросили? Плохо, а что? На эту тему есть два анекдота, но я не хочу отвлекаться. Пробейте сорок шесть семьдесят, давайте мне чек, потом мы будем разговаривать
А книга, Яков Давыдыч? засмеялся Мельников. Раньше я хочу видеть книгу
Нет. Он глазами показал; не та обстановка, чтобы демонстрировать такой товар. Нет. Я лучше знаю, что я говорю. Сорок шесть семьдесят в кассу и не будем один другого нервировать, я же весь день на ногах!
Илья Семенович переглянулся с Наташей. Стало понятно: о безусловной ценности идет речь, придется верить на слово Вот только найдется ли у него эта сумма? Наташа успокоительно помахала своим портмоне и заняла очередь в кассу, а Мельникова этот букинист придержал:
Минуточку! Это ваша жена?
Нет, что вы
Еще нет или совсем нет? Я извиняюсь за мои вопросы, но такие девушки теперь не на каждом углу
Факт, охотно согласился Мельников и боком ретировался к кассе. Значит, сорок шесть семьдесят?
Потом он, счастливый, прижимал завернутую книгу к себе и тряс руку Якова Давыдовича (тот объявил, наконец, шепотом заговорщика, что это эккермановские «Разговоры с Гёте»! «Academia», 1934 год!).
Мне ее один писатель заказывал большая шишка, между прочим. Но расхотелось звонить ему Последний его роман я не сужу, кто я такой, чтобы судить? Но, клянусь вам, приличные люди не позволяют себе такую туфту! Или они уже неприличные Я подумал: «Нет, Яша, ни Эккерман, ни тем более Гёте уходить в такие руки не хотят» А тут вы как раз, и с такой девушкой. Она изумительно похожа на мою дочь! Всего хорошего вам, обратился он к ней напрямик. Заходите с товарищем Мельниковым
Распрощались.
Но, чудной старик, он не дал им уйти просто так.
Минуточку! Меня тут не будет с первого ноября. Но мы все утрясем: с понедельника будет Зиночка, это мой кадр, неплохо обученный; если я смогу ей вас показать, она уже будет знать ваше лицо и оставлять что-то хорошее, что вас интересует
Спасибо. А вы, значит, на пенсию?
Я в больницу, дорогой. Вы что хотели? обратился он к военному с чеком.
Вон, желтенькую. «Бумеранг не возвращается».
Ради бога. Вы хотите убить время? Вы его убьете. Завернуть?
У вас что-нибудь серьезное, Яков Давыдович? спросил Мельников, снова поймав его беспокойный птичий взгляд.
Слушайте, семьдесят один год это хороший отрезок времени? Да? Я тоже так думаю. Он сердито отложил это число на счетах. И довольно! замахал он руками, не допуская возражений, и полез на стремянку доставать для одной дамы «Семью Тибо». Там, наверху, он оглянулся еще раз посмотреть на Наташу:
Ах! Чтобы такое сходство
* * *
Ребята начали расходиться, но груз нерешенного, недосказанного словно не пускал домой, и они тащились по коридору медленно, неохотно отдирая от пола подошвы
Ге-ен! позвал Костя Генку, который пошел не со всеми, а к лестнице другого крыла. Гена-цвале!
Генка остановился. Рита и Костя подошли к нему.
Ну чего ты так переживаешь? спросила его Рита, ласково, как ему показалось.
Не стоит, Ген, поддержал ее Костя. Теорию выеденного яйца не знаешь? Через нее и смотри на все, помогает.
Попробую. Генка хотел идти дальше, но Костя попридержал его:
Слушай, пошли все ко мне. Я магнитофончик кончаю поможешь монтировать. А?
Не хочется.
Накормлю! И найдется бутылка сухого. Думай.
Нет, я домой.
А я знаю, чего тебе хочется, прищурился Костя.
Ну?
Чтоб я сейчас отчалил, а Ритка осталась с тобой. Угадал? И, поняв по отвердению Генкиных скул, что угадал, Костя засмеялся, довольный. Так это можно, мы люди не жадные, правда, Рит?
Он испытующе глядел по очереди то в Риткины, веселые и зеленые, то в темные недружелюбные Генкины глаза. На Риту напал приступ хохота она так и заливалась:
Генка, соглашайся, а то он раздумает!..
Только, конечно, одно условие: в подъезды не заходить и грабки не распускать. Идет? Погуляете, поговорите А можете в кино. Ну чего молчишь?
Генка стоял, кривил губы и наконец выдавил нелепый ответ:
А у меня денег нет.
И не надо, зачем? удивилась Рита. У меня трешка с мелочью.
Нет. Я ему должен за прокат. Сколько ты берешь в час, Костя? медленно, зло и тихо проговорил Генка.
Рита задохнулась:
Ну, знаешь! и хлестанула его по лицу. Сволочь! Псих Не подходи лучше!
Да-а протянул Костя Батищев ошеломленно. За такие шутки это еще мало В другой раз так клюв начистят Лечиться тебе надо, Шестопал! У тебя, как у всех коротышек, больное самолюбие!
Слезы у Риты не брызнули, но покраснели лоб и нос, она дунула вверх, прогоняя светлую свою прядь, и зацокала каблучками вниз по лестнице.
Генка, привалившись к стене, глядел в потолок.
Ты, Геночка, удара держать не можешь. Так учись проигрывать чтоб лица хотя бы не терять А то ведь противно!
С брезгливой досадой Костя пнул ногой Генкин портфель, стоящий на полу. И припустился догонять Риту.
Когда Генка шел не спеша в сторону спортзала, он обнаружил, что и Косте влетело теперь: Рита уединилась там, в пустом неосвещенном зале, ее «телохранитель» пытался ее оттуда извлечь, рвал на себя дверь Дверь-то поддалась, а Рита нет:
И ты хочешь по морде? Могу и тебе! крикнула она в нешуточном гневе. И дверью перед его носом хлоп!
Издали Костя поглядел на Генку, плюнул и ушел.
Выключатель спортзала был снаружи. Генка после некоторого колебания зажег для Риты свет. Она выглянула и погасила из принципа. Он зажег опять. Она опять погасила.
Настроение по обе стороны двери было одинаково невеселое. Рита придвинула к двери «козла», села на него для прочности, в полумраке напевая: «Я ехала домой Я думала о вас Печальна мысль моя и путалась, и рвалась»
А потом она услышала вдруг стихи!
читал ей с той стороны Генкин голос.
Молчание.
Еще сказала Рита тихо, но повелительно.
* * *
А Наташа и Мельников снова шли уже среди вечерней толпы, на фоне освещенных витрин Для большинства уже началась нерабочая суббота. А эти двое вели себя так, будто и у них выходной завтра. Очень основательно оттоптали ноги себе!
С другой стороны улицы радостно скандировали:
На! та! ша!
Наташа оглянулась: у Театра оперетты стояли пятеро молодых, веселых, хорошо одетых людей. Две девушки, три парня.
Наташа, блестя глазами, извинилась перед Мельниковым:
Я сейчас
И перебежала на другую сторону.
Мельников стоял, курил, смотрел.
Наташа оживленно болтала с институтскими однокашниками. Хохот. Расспросы. Она со своими ответами тянула, была уклончива, а им не терпелось выдать два-три «блока информации» самого неотложного свойства. Кое-что касалось ее близко (напрасно она делает старательно-отрешенное лицо при упоминании отдельных имен). А самое было бы клевое сманить Наташу с собой в один гостеприимный дом, где наверняка будет здорово, где ей будут рады, но есть помеха «дед», седой неведомый им очкарик на противоположной стороне